После ливня - [94]

Дни, непохожие один на другой, складывались в месяцы, год торопил год, Аргын не чувствовал бега времени. Жизнь стала занимательной и ценной сама по себе, потому что за три года он достиг того, о чем и мечтать не смел. Бывает, лежит на горном склоне камень, омываемый всеми ливнями и овеваемый всеми ветрами, жаркими и холодными, лежит прочно, будто врос в землю навеки; но вот скатится откуда-то сверху камень еще больший, ударит по нему с налету, перевернет и выбьет его с привычного места. Покатится камень, увлекая, в свою очередь, за собой более мелкие камни, покатится так, что и не остановить. Нечто подобное произошло с Аргыном, когда его избрали в члены президиума. Это событие преобразило его, разбудило дремавшую энергию, повлекло Аргына за собой, как тот камень, сбитый с места.

Дыйканбек поначалу очень был доволен тем, как рьяно исполняет Аргын свои новые обязанности. С утра до вечера он не вылезал из союза, знакомился с планами работы, побывал за короткое время почти во всех мастерских. Расспрашивал с величайшей вежливостью художников о том, над какими темами они работают. Потом отправился в министерство и пообщался с его руководителями. Одним словом, инициативе и деловитости его не было предела. Он даже занимался тем, чем обычно мало кто интересовался, — пытался выяснить, как проводятся в жизнь постановления и решения президиума союза. И надо сказать, что его работоспособность и вежливое обращение снискали ему популярность среди художников.

— Надо же, какой дельный человек, как это мы раньше не замечали! — таков был общий глас.

Когда похвалы по адресу Аргына звучали в присутствии Дыйканбека, Абдиев принимал гордый вид: мы плохих не держим, поняли теперь? Стараясь сделать приятное Дыйканбеку, выдвинувшему столь ценный кадр, Аргыну поручали одно ответственное дело за другим.

Серьезные изменения произошли и в личной, семейной жизни Аргына. Зайдя к нему однажды, Дыйканбек удивился тому, как все в доме переменилось хотя бы с внешней стороны. Двор поражал чистотой. Привязанного раньше прямо у ворот серого кобеля было не видно, лай его доносился откуда-то из-за сарая. Кстати, сарай, на дверях которого в былые времена всегда висел замок, теперь был открыт, а дверь его выкрашена светло-голубой краской. Дыйканбек сам не зашел бы, конечно, в этот сарай, но Аргын, взяв его под руку, повел именно туда.

— Я свое хозяйство мало-мало отремонтировал, — сказал он при этом.

В самом деле, сарай был чисто выбелен, никакого затхлого духа, никакого беспорядка в нем не осталось. Пахло свежим тесом — в сарае недавно настелили пол. В углу стоял вполне приличный, хоть и не новый диван… И никакого гранита, никаких заготовок. Дыйканбек перевел на Аргына вопросительный взгляд, и Чалкалмаков понял этот немой вопрос.

— Я со всем этим разделался, больше к той своей специальности не вернусь. Хватит, и так сколько лет потерял. А сколько сил… Как подумаю, душа горит, друг. Пропади она пропадом, каторга ради денег! Много ли человеку надо? Честный кусок хлеба всегда можно заработать. Прежде всего надо творчески выражать себя, создавать свои произведения, работать в лучшем смысле этого слова, Дыйканбек.

Дыйканбек радовался решительному тону Аргына. Они вошли в дом. Дверь из прихожей в столовую гостеприимно распахнута, стол накрыт, возле него хлопочет чем-то похожая на официантку из ресторана Атыргуль. Завидев мужа и Дыйканбека, она поспешила им навстречу и, приветливо, но без обычной громогласной игривости поздоровавшись, взяла у них плащи и своими собственными руками повесила эти плащи на вешалку. Что за чудеса! Что за поступки, совершенно не свойственные прежней Атыргуль! Во всяком случае, Дыйканбек раньше ни разу не видел, чтобы она помогла раздеться мужу… Но главное чудо ожидало его за столом, и этим чудом было не угощение, которое Атыргуль всегда готовила отменно, а обращение супругов друг с другом — ласковое, простое, доверительное, словно они всегда жили душа в душу.

— Чай чересчур горячий, это вредно для здоровья, подожди, — говорила Атыргуль, мягко забирая у Аргына пиалу с чаем, подкладывая туда две ложки варенья и размешивая их.

Аргын, в свою очередь, заботливо обращался к ней!

— Акиш, в доме прохладно, ты бы накинула на себя что-нибудь потеплее. Долго ли простудиться! Принести тебе кофточку из спальни?

— Спасибо, — сияла глазами Атыргуль. — Сиди спокойно и ешь, я могу и сама сходить. Да в доме не так уж холодно.

Дыйканбек тоже считал, что в доме не холодно, наоборот, тепло, уютно. Просто Аргыну хочется сделать жене приятное… Прекрасно, даже трогательно, ничуть не похоже на ту игру в кошки-мышки, которой предавались Аргын и Атыргуль еще так недавно. Ну что ж, надо порадоваться за них и пожелать им счастья. Дыйканбек все еще предавался своим размягченным чувствам, когда в столовую заглянул старший сын Чалкалмаковых и позвал отца к телефону, Аргын как-то по-стариковски тяжело поднялся со стула и вышел. Атыргуль, должно быть, хотелось подчеркнуть перед Дыйканбеком происшедшие в их семье перемены, и она заговорила негромко, то и дело обращая к гостю многозначительный взор: