После ливня - [21]

— Красота! Такую скирду починать жалко!

С приездом Бейше работа пошла еще слаженнее и быстрее. После обеда косари не стали отдыхать и трудились до самого вечера. Во время ужина Бейше сказал:

— Друзья мои, ежели так дело пойдет, мы дней через десять сенокос в Кара-Су закончим. До начала жатвы останется несколько дней. Пока что вам в предгорье делать нечего. А урожай нынче отличный. Но я не об этом хотел с вами потолковать. За годы войны ослаб наш колхоз. Мужчин, конечно, намного меньше стало, без них хозяйство держать куда трудней. Поголовье рогатого скота сократилось, овец не прибавилось, наоборот, приплод не увеличивается. А условия у нас хорошие. Покосы богатые, а ведь рост поголовья прежде всего зависит от кормов. Аксакалы наши, конечно, помнят, что перед войной луга в предгорьях Кара-Су обкашивали вручную и только с тех покосов брали пять-шесть скирд, не меньше. Нынче заброшены эти угодья, ссылаемся на то, что машина не пройдет. Не пренебрегали бы этим добром, сколько рогатого скота, сколько овец могли бы прокормить зимой, а? Ночи сейчас лунные, помахать бы косой — всего дней на пять дела-то, не больше. Я обращаюсь к молодежи, к комсомольцам. Старики ночью пускай отдыхают, они и без того много помогают нам. А мы разделимся на две группы да скосим при луне траву на склонах. Если кто против моего предложения, пускай скажет прямо.

Бейше умолк и выжидательно посмотрел на всех.

Шералы, который сидел и, ни на кого не глядя, жадно поглощал лапшу из жестяной миски, прервал свое занятие и вытер рукавом пот со лба с видом предельной усталости.

— И без того вкалываем с утра до ночи, сдохнуть нам, что ли? Только и знаете, что мучить людей… Мы тоже живые существа…

Бейше, не дослушав, прервал его:

— У тебя, Шералы, положение особое. Ты нынче в гору с трудом поднимался, не шел, а полз еле-еле. Ты ночью отдыхай. Как говорится, дворового пса на охоту брать незачем. Мы тебя не принуждаем.

— Я тебе не собака, нечего обзывать! Выскажешься откровенно, и ты же виноват… — насупился Шералы.

На этот раз Бейше ему отвечать не стал. Заметив, что старик Эсенгельди подался вперед, он спросил:

— Эсеке, вы что-то хотите сказать?

Старик как раз успел прикончить свою лапшу, в которую предварительно покрошил две лепешки, испеченные Айымкан-апой.

— Бейше, сынок! — торжественным тоном, словно выступая на большом собрании, начал он. — Ты верно говоришь! Не позаботимся о кормах — не убережем зимой скотину, не увеличим поголовье. Нашему горлопану Кумашу я прямо в глаза говорю: много суетится, а дела не делает. Это он виноват, что мы не взяли сена с урочища Кешикбая. Там, мол, машина не пройдет, так все и бросил. Колхоз, конечно, ослабел. Чтобы поправить положение, надо работать, не жалея сил. Нынешний год к весне рабочие лошади из-за бескормицы так отощали, что еле дожили до молодой травы. А как мы во время пахоты мучились — тягла не хватило! Но кони-то, сердечные, иной раз могут копытом из-под снега корм добыть. А овцам каково ягниться, ежели им весной жевать нечего? Вспомните, сколько овцематок скинуло ягнят. Сытая овца ни в коем случае не скинет, сами знаете. А кобылы? Из косяка половина выкинет, не меньше. Где ж тут увеличиться поголовью? Насчет урочища Кешикбая я скажу, что там машиной косить можно. Смотря только кого на машину посадить. Токо да еще кто-нибудь вроде него за два дня управятся. Я там сколько раз косил, могу хоть завтра показать, как ловчей… Я-то боюсь за Кара-Су. Четыре года не косили. Сколько там теперь бурьяна да чертополоха… Начнешь косой махать, а она, глядишь, и завязнет. Очень осторожно косить надо, не то потеряем все косы. Потом еще круто там, и в лунную ночь тень падает от гор. Трава коню по колено, не выше. Бейше, сынок, я думаю, сей год надо это место не трогать, пускай осенью табуны там пасутся. Весной пустим пал, бурьян весь выгорит, знаешь, какая травища потом подымется! А без этого только намучаетесь. Да и перестоялись там травы, поздно косить.

Эсенгельди сел, довольный своей речью и особенно тем, что его внимательно слушали. Но не успел он удобно устроиться на месте, как заговорил его сверстник, великий знаток крестьянской работы Отембай. Заговорил вроде бы шутливо, но не без яду:

— Ну растолковал, ну утешил! Да что ты понимаешь-то, бог тебя убил! Насчет покосов если кого и спрашивать, так это меня. Слов нет, скирдовать ты мастер, в этом за тобой никто не угонится, но где косить, когда и как, ты тут, можно сказать, не шибко разбираешься. А я на Кара-Су косил исстари… И ныне там косой косить вполне можно, точно вам говорю. Ничего страшного. Надо только умело взяться. Вправо косу далеко не заносить, взмахи, значит, покороче делать да порезче, оно и пойдет себе, и пойдет. А кто чересчур широко замахивается, тот и на клевере косу поломает. Бейше, сынок, принимайтесь смело, а старикам спать нечего, все туда соберемся. Мы вам, по крайности, косы отбивать станем, и то дело.

Начали собираться: кто спешил отбить косу, кто загонял клинышек в рукоятку. Бейше расспрашивал Айымкан-апу, на сколько времени хватит продовольствия и чего недостает. Вскоре он послал нарочного еще за одним мешком муки. Конюху Маадан-беку поручил следить за тем, чтобы кумыс, айран, мясо не расходовали абы как, без расчету. В тот же вечер косари, не дожидаясь, пока взойдет луна, потянулись в Кара-Су. Уставшие за долгий и трудный день женщины отправились тем временем к ручью помыться. Айымкан-апа, которая завела опару на хлеб в двух больших кадушках и уйти никуда не могла, кричала им вслед: