После ливня - [105]

Дыйканбек смело переступил порог своего дома. Он был готов к тому, что жена встретит его бурно, и твердо решил объясняться лишь после того, как утихнет буря, пройдет первый взрыв негодования и обиды. Если Калемкан не захочет его слушать, не уймется, он просто попрощается и уйдет. Мучила его только мысль о дочери. Что с ней будет? Она выросла на руках у матери, с матерью скорее всего и останется, тем более что он и не знает толком, как обращаться с детьми…

Калемкан была дома одна. Девочка, должно быть, играла во дворе. Жена подошла к Дыйканбеку, взяла у него плащ. Лицо у нее спокойное, даже беззаботное. Дыйканбек присел к столу, положил локти на скатерть, опустил голову. Калемкан принесла и расставила еду, спросила:

— Руки помоешь?

Он встал, пошел в ванную, начал намыливать руки. Недоумение его было велико. «Может, это какая-нибудь другая женщина приезжала?» — мелькнуло в голове. Чепуха, конечно. Тринадцать лет прожили вместе, ему бы не узнать Калемкан! В чем же дело?.. Не найдя ответа на этот вопрос, он вернулся в столовую и сел за еду. К собственному удивлению, ел он жадно, с аппетитом. Калемкан подала чай, крепкий, душистый. Дыйканбек все-таки не выдержал:

— Что ты делаешь вид, будто ничего не произошло? Почему не ругаешь меня?

Калемкан ответила сразу:

— Дыйканбек, у меня нет никаких оснований и прав ругать тебя. Поверь, что я говорю искренне. Это я должна просить у тебя прощения, я поступила как дрянная бабенка, поддалась на чужие уговоры, вот и все.

— Калемкан, и ты еще просишь прощения! Это мы должны…

Она не дала ему договорить.

— Я понимаю, что ты собираешься мне сказать, Дыйканбек. Но разреши сначала мне закончить. Ты должен был рассказать мне раньше, я все поняла бы. Я не собираюсь ни в чем препятствовать вам. К тому же мне не хочется в чем бы то ни было обвинять талантливую, красивую женщину. Вы достойны друг друга и будьте счастливы. Я прошу тебя только об одном, но эту просьбу ты не забывай никогда.

— Скажи, какую.

Калемкан смахнула слезы, заговорила очень тихо — боялась расплакаться:

— Сейчас скажу… Не забывай Айсулу. Обо мне думать нечего, я все стерплю. Но не оставляй дочь, прим я участие в ее судьбе. Вот и все. Айсулу пока ничего не говори, я потом ей сама все объясню. Она умница и во всем разберется. И, пожалуйста, ночуй сегодня дома. Побудь с девочкой, приласкай ее, она очень по тебе скучает. Я сама напишу заявление о разводе, завтра отнесешь его в суд.

Калемкан ушла к себе и затворила дверь. Дыйканбек долго еще сидел в столовой, удивленный и несколько подавленный тем, как просто разрешилось все, чем он так мучился много дней.

На следующий день утром он пришел к Нине. Видно было, что ночь она провела бессонную. Молча подняла на Дыйканбека вопрошающий взгляд, и Дыйканбек рассказал ей о разговоре с женой, показал заявление.

— Ты знаешь, — продолжал он медленно, как бы вновь обдумывая и осознавая каждое слово, — она проявила подлинное благородство. Никаких упреков. Пожелала нам счастья. Она всегда ценила и любила твой талант… Ну вот и все. Я иду сейчас на службу, покручусь там немного, а потом сразу в суд. Во второй половине дня у меня собрание, я приду только вечером. Ладно?

Нина проводила его до дверей и тут, когда он уже было вышел, за руку потянула его обратно.

— Ты с заявлением подожди один день. Мы должны с тобой посоветоваться, кое-что обговорить. В суд пойдем вместе, — Нина приподнялась на цыпочки и поцеловала Дыйканбека в уголок рта. — И не таскай эти заявления с собой, оставь сегодня здесь, не то забудешь еще среди разных твоих бумажек.

Оставшись одна, Нина долго сидела в кресле, подобрав ноги и обхватив руками колени. Потом она встала и принялась ходить по комнате. Время от времени останавливалась и стояла на месте, зажмурив глаза и приложив к щекам ладони, как человек, которому нужно и никак не удается разрешить сложную задачу, не удается поймать необходимую, единственно правильную мысль, от которой зависит решение задачи и которая все время ускользает, как рыба в воде от неловких попыток схватить ее голой рукой. В конце концов Нина пришла к какому-то решению. Быстро выбрала в шкафу пестрое платье, натянула его на себя и вышла на улицу. Она шла быстро, стараясь, однако, выбирать тихие, непроезжие улицы. Возле дома, где жил Дыйканбек, ненадолго остановилась, прежде чем подняться к его квартире…

Дверь открыла Калемкан и застыла на пороге, словно больше ничего в эту минуту не могла — только смотреть, не отводя глаз, на красивую женщину на лестничной площадке.

— Можно? — спросила, наклонив голову, Нина.

Калемкан опомнилась.

— Проходите… заходите… — Она отступила от двери.

Нина вошла и заговорила:

— Прости меня, Калемкан, я перед тобой очень виновата. Прости, бога ради…

В широко раскрытых глазах Калемкан она увидела поразившее ее выражение жалости к себе.

— Что вы! Перестаньте, пожалуйста… — быстро, негромко и взволнованно говорила жена Дыйканбека. — Это я виновата, что повела себя бог знает как, наслушавшись сплетен. Простите, Нина Викторовна, и не думайте обо мне плохо.

— Нет, Калемкан, не надо так. Вы убиваете меня своим великодушием. Простите меня, если можете, ведь я не такая уж скверная женщина. Виновата в одном: знала Дыйканбека, когда он был совсем молодой, полюбила его, а забыть не смогла.