После ливня - [104]

Калемкан бросила убирать стол, едва захлопнулась дверь за Атыргуль. Повалилась ничком на диван и зарыдала. На мгновение вспыхнула мысль: «Не может этого быть. Все это ложь, сплетни». Калемкан подняла голову, подумала, вспомнила, как часто в последнее время Дыйканбек не ночевал дома, и поверила Атыргуль… Скоро она перестала плакать, поднялась с дивана. Что толку валяться здесь? Надо поехать на дачу. Она умылась, подкрасила перед зеркалом губы и брови, поправила прическу, надела нарядное платье и вызвала по телефону такси.

Погода была ясная, до захода солнца оставалось часа два.

Калемкан остановила такси, не доезжая до самой дачи. Вышла из машины, прошла на берег реки, откуда их дача была как на ладони. Никого не видно, дверь как будто заперта. Калемкан спустилась к мостику и пошла по нему, не замечая от волнения, как прогибаются и постукивают под ногами хлипкие доски настила. Перейдя через реку, Калемкан остановилась у забора дачи и только теперь заметила, что за домом стоит их машина. Виден был только радиатор, но она узнала машину безошибочно. Сердце заколотилось невыносимо. «Они, наверное, в доме», — Калемкан показалось, что эти слова она произнесла вслух, хотя на самом деле это было не так. С трудом поднялась на крыльцо, постаралась успокоиться и отперла дверь своим ключом. В доме было тихо, прибрано, уютно. Едва Калемкан переступила порог, ее обдало запахом духов. На вешалке в передней висел шелковый женский плащ, серовато-коричневый, сшитый модно. Калемкан долго смотрела на него, потом вошла в комнату и присела на краешек кровати, огляделась кругом медленным взглядом постороннего человека. Она уже не волновалась. Все стало понятно и ясно.

Дверь запереть у нее не хватило сил. Она обошла вокруг дома в надежде увидеть там Дыйканбека и женщину, которая пленила его. Но ни за домом, ни на зеленом склоне, который полого подымался над участком, никого не оказалось. Солнце садилось, быстро темнели горные лощины. Воздух был неподвижен. Косые желто-багровые лучи солнца освещали зеленый склон и снеговую вершину горы, на которую подняла теперь глаза Калемкан. Тени надвигались быстро, возле дачи стало сумеречно. «Все пропало», — повторяла про себя Калемкан. Потом она обернулась и увидела Дыйканбека, а рядом с ним женщину в брюках, с темно-каштановыми волосами до плеч. Она сразу узнала эту женщину и, не медля ни секунды, быстро пошла, почти побежала прочь, словно боялась, что ее станут догонять. Не помнила, как очутилась в такси. Сказала водителю, чтобы он ехал быстрее.

Да, она сразу узнала Нину Соколову. И теперь не знала, к какому выводу прийти, что предпринять, как вести себя. Посоветоваться было не с кем.

Она больше не испытывала ревности, как-то забыла о ней. Сидела тихо, ни о чем не думала и в конце концов задремала.

Нина и Дыйканбек долго еще стояли рядом и молчали, не глядя друг на друга. Скоро улеглась пыль, поднятая уехавшей машиной, с каждой минутой делалось темнее и прохладнее, подул ветер, пробежался по высокой траве, закачавшейся волнами…

Нина заговорила первой:

— Что же теперь будет?

Дыйканбек махнул рукой.

— Хорошо, что она увидела… Пошли спустимся в лощину.

В лощине было тихо, безветренно. Ночь, теплая и безмятежная, вступала в свои права. Нина, однако, зябко поводила плечами, идя по тропинке рядом с Дыйканбеком.

— Что же нам теперь делать? — снова заговорила она. — Ты не прав, это очень плохо, что она увидела. Надо было остерегаться…

Она оступилась, и Дыйканбек крепче прижал к себе ее локоть.

— Нет, это вышло хорошо, — повторил он. — Чего ты боишься?

Нина не поняла его, не поняла, о чем он думает.

— Почему ты так говоришь, Дыйканбек? У меня скверные предчувствия. Очень все нехорошо, не надо было нам так…

В это время из-за гор поднялась луна. Холодный голубоватый свет ее преобразил все вокруг. Все стало казаться таинственным, сказочным: и длинные тени деревьев, и сами деревья, застывшие в ночной дреме, и лужайки, и особенно горы. Даже река шумела о чем-то загадочном, никому не доступном и не понятном. Скамейка перед домом стала влажной от росы. Дыйканбек принес из дому газету, постелил на скамейку, чтобы Нина могла сесть. Ему самому было зябко, он сходил еще раз в дом за пиджаком и сел с Ниной рядом. Она прислонилась головой к его плечу и долго смотрела на речку, в вечно неспокойной воде которой играли серебряные блики лунного света. Дыйканбек ласково провел ладонью по Нининой щеке.

— Как бы то ни было, но все равно это хорошо, что Калемкан видела нас. Я не просто так говорю, Нина. Сколько можно жить крадучись, прятаться ото всех? Теперь все решится само собой. Мы с женой разведемся и поженимся с тобой. Пришло время найти выход из мучительного и неестественного положения. Я давно уже думал об этом. Потерпи немного, милая…

Нина теснее прижалась к нему, опустила голову и заплакала.

— Только не надо ссориться с Калемкан, ладно? — попросила она, впервые называя жену Дыйканбека по имени.

— Конечно, не буду.

Нина все плакала, не поднимая головы. Потом, когда они ехали в машине, она все просила:

— Не ссорься. Даже если она станет кричать на тебя, не возражай ей. Объясни, когда она совсем успокоится. Не надо хватать раскаленное железо голой рукой — подожди, пока остынет. Женщины отходчивы. Ты понял? Не спорь с ней.