После ливня - [102]

— Что у тебя на душе? Чего ты все вздыхаешь? Какие-такие у тебя секреты завелись от жены? Не хочешь говорить, я спрашивать не стану. Только ты не вздыхай больше.

Аргыну того только и надо было. Не одну житейскую проблему обсудили они с женой, лежа в теплой и мягкой постели, когда все располагает к откровенности и доверию. Надо отдать им обоим должное: привыкнув за долгие годы ко лжи и лицемерию, которые заменяли им такт и деликатность, они в этой интимной обстановке не сбрасывали масок, выбирая на каждый случай особую, наиболее подходящую к обстоятельствам.

Так и нынче Аргын начал с более или менее искусно разыгранной горечью говорить о том, что Дыйканбек зазнался, разложился, что он оказывает дурное влияние на молодежь…

Атыргуль слушала внимательно, подперев голову рукой. Когда Аргын дошел до моральной нечистоплотности Дыйканбека, она нетерпеливо шевельнулась и перебила его:

— Что ты туману напускаешь? Говори конкретно!

Аргын умолк — делал вид, что колеблется.

— Ну? Зачем тогда начинать было, не понимаю!

— Хорошо, если ты настаиваешь… Он ведет себя аморально, у меня душа болит за его жену, за их семью. Калемкан ни о чем не подозревает, бедная, а он ни одной ночи дома не ночует, проводит время с распутными бабенками.

— А ты их знаешь?

— По крайней мере некоторых знаю. — Аргын сделал многозначительную паузу. — Взять хоть ту же Соколову, актрису… К этой шлюхе кто только не ходил. Теперь она подцепила Дыйканбека. Он вроде бы даже хочет на ней жениться.

— Ты правду говоришь или все это сплетни?

Аргын обиделся:

— Ну знаешь! Тебе что, с фонарем около них надо постоять, тогда поверишь? Они и сейчас у него в горах на даче. Он без конца твердит мне: «Надо жить, надо наслаждаться жизнью… Мужчина только тот, кто это понимает…» И это руководитель! Да руководитель должен быть кристально чистым!

— Так вот оно что! То-то я заметила, когда разглядывала портрет этой красотки… Ну ладно, все ясно!

— Значит, ты еще тогда заподозрила? Ну я ему по-товарищески советовал бросить это дело, а он на меня чуть не с кулаками. Теперь вот всячески старается меня унизить. Чего же от молодых художников требовать? Они, глядя на руководителя, бог знает чем занимаются. Устраивают у себя в мастерских оргии с натурщицами, пьянствуют до утра, танцуют непристойные танцы…

— Ты прав. Вчера я возле «Ала-Тоо» видела пьяного художника… Что же делать, Аргын?

Аргын заговорил решительно, энергично:

— Что делать? Тебе надо пойти к его жене и все рассказать ей. Пускай приструнит мужа. Не послушает ее, пусть разведется с ним. Заставит его платить алименты. Ничего, проживет, мы поможем бедняжке. А Дыйканбек должен жениться на своей любовнице, чтобы все было по закону. Так и скажи. Его поведение подает дурной пример молодежи. Не поверит Калемкан на слово, посоветуй ей вечером съездить на дачу. Своими глазами увидит.

— Хорошо, — подумав, согласилась Атыргуль. — Завтра же повидаюсь с Калемкан.

Муж с женой договорились, но уснули после этого не сразу, долго еще обменивались содержательной информацией о добрых знакомых.

Атыргуль навестила Калемкан на следующий день под вечер. Вначале обе женщины посидели, поговорили о том о сем, потом хозяйка спохватилась, что плохо привечает гостью.

— Что же это я? Сижу, болтаю… Подожди немного, дорогая, сейчас я подам чай. Давненько мы не видались, я уж соскучилась.

— А Дыйканбек где? Работает? — Атыргуль пошла на кухню следом за Калемкан.

— Да скорее всего. Ты ведь знаешь, как он увлекается.

Калемкан нахмурилась. Атыргуль сделала вид, что не заметила этого, и продолжала беспечно:

— Только ночевать домой является?

Калемкан ответила не сразу. Достала из холодильника и положила на кухонный стол завернутый в бумагу сыр. Потом сказала нехотя:

— Бывает, что и ночевать не является. А почему ты спрашиваешь? Да, бывает и так, что поделаешь. Такая уж профессия…

— Да, — подхватила Атыргуль, — нам с тобой суждены были особые мужья.

Калемкан чувствовала, что приятельница пришла неспроста, на сердце сделалось неспокойно. Она даже присела к столу, ощутив внезапную слабость, но решила про себя, что немедленно пресечет всякую попытку Атыргуль болтать лишнее о Дыйканбеке. Атыргуль же была всецело занята размышлениями о том, как преподнести свое сообщение, чтобы оно выглядело вполне достоверным. Пожалуй, начинать разговор еще рано.

— Знаешь, Калемкан, я сегодня что-то очень устала. Нет ли у тебя коньяку, я бы выпила рюмку.

— Коньяк найдется. Выпей. А я, как ты знаешь, не могу.

— Я и не собираюсь тебя заставлять.

От выпитого коньяка круглое, полнощекое лицо Атыргуль разрумянилось, она заговорила с той фамильярной развязностью, которая заменяла ей сердечность:

— Ай, Калемкан, я все-таки понимаю, почему мужики так любят выпивку. Пропустишь рюмку, и словно нет у тебя никаких забот, никаких неприятностей. Хорошо! Мир прекрасен, жизнь интересна, всякие домашние неурядицы кажутся полной чепухой, верно? Так бы и улетела в самое небо, а, Калемкан?

Калемкан пожала плечами.

— Да какие у тебя особенные горести? Все вроде хорошо, Атыргуль, только жить да радоваться. Небо высоко, хоть и взлетишь, все равно ни одной звезды не схватишь. Довольствуйся земной жизнью…