Популярно о популярной литературе. Гастон Леру и массовое чтение во Франции в период «прекрасной эпохи» - [25]

Шрифт
Интервал

Интересно, что Зевако с юных лет проявлял блестящие способности к гуманитарным наукам и первоначально собирался стать ученым, но затем в его карьере произошел резкий поворот: вначале он некоторое время учительствовал, а потом служил в драгунских войсках и отразил соответствующий опыт в своем первом произведении. Затем он сблизился с социалистическими кругами и работал в левой газете «Эгалитэ» (L’Égalité). Потом Зева-ко стал симпатизировать анархизму и даже высказывал свои симпатии по отношению к известному анархисту Равашолю (мы уже упоминали о нем в предыдущей главе). Зевако пришлось пару раз посидеть за решеткой. В последнем десятилетии XIX века он являлся одним из наиболее активных французских журналистов левого толка. Отойдя от политики, Зевако нашел в литературной деятельности отдушину для своей бурной натуры. Разоблачая современное ему политическое устройство Франции, он обратился к анализу его истоков и, таким образом, пришел к жанру исторического романа.

Как писатель, Зевако по-настоящему развернулся лишь с наступлением нового столетия. С 1905 года Зевако работал в одном из самых популярных ежедневных изданий «прекрасной эпохи» – газете «Матен» – бок о бок с Гастоном Леру; именно на страницах этой газеты была осуществлена первая публикация его самого знаменитого романа «Капитан» (1906; известная экранизация Андре Юннебеля вышла в 1960 году), а также и цикла «Пардайаны». Как Зевако, так и Леру получали одинаковые гонорары – по одному франку за строку. Cоседство Зева-ко и Леру выглядит глубоко символичным с точки зрения передачи эстафеты от традиционных форм массовой литературы к новым. Но это вовсе не означает, что романы Зевако потеряли в наше время своего читателя. Они постоянно и регулярно переиздаются, а многие известные деятели французской культуры ХХ века отмечали, что испытали на себе влияние прозы Зевако. Среди них – Жан-Поль Сартр, который, по его словам, в молодости неизменно «заглатывал очередной отрывок из романа Мишеля Зевако в "“Ле Матен”" и даже воображал себя “новым Пардайаном”». Сартр, с его левым мировоззрением, особо ценил демократический дух произведений Зевако, «предсказывавших Французскую революцию».

Мишель Зевако стал продолжателем весьма существенной для французской массовой литературы традиции, которая заключалась в привлечении к работе так называемых литературных негров (к тому же выходившие после кончины писателя под именем Зевако романы в большинстве случаев были написаны его братом Александром). Собственно, этот термин появился по отношению к наемному труду литераторов еще до начала победоносного шествия жанра романа-фельетона, который в силу большой протяженности требовал от автора посвящать работе немало времени и сил. Отказ от использования услуг «негров» знаменовал собой закат указанного жанра (это произошло лишь в 1930-х годах). Одним из первопроходцев в использовании «невольничьего труда» стал, как всем известно, Александр Дюма. В интересующий нас период Пьер Декурсель, Жюль Мари, Оскар Метенье также прибегали к услугам наемных помощников. Что касается Мари, то он действовал таким образом не систематически, но избирательно – а именно при подготовке романов-фельетонов к переизданию, когда обновленную версию по просьбе тех или иных заказчиков следовало чуть ли не вдвое расширить по сравнению с первоначальной. Подрабатывавший у Мари некий литератор с поэтической фамилией Россиньоль (буквально, «соловей») столь хорошо набил себе в этом деле руку, что после смерти писателя выпустил уже под собственным именем вполне успешный роман. Мера участия в работе «мэтра» могла быть различной: так, Декурсель, перед тем как передать книгу в руки «негра», сам писал ее начало и намечал общую структуру.

В связи с такого рода технологиями про Декурселя рассказывали немало забавных анекдотов. Кто-то поставил ему на вид использование рабского труда; «ничего подобного», решительно возразил писатель и принялся читать вслух рукопись своего нового романа. При этом Декурсель постоянно запинался и вскоре отбросил рукопись, воскликнув в сердцах: «До чего же скверно он пишет!». У писателя имелось несколько «секретарей» (в том числе Сен-Поль Ру, Поль Боск и Луи Лонэ); как-то раз (дело было в 1916 году) получилось так, что Декурсель уехал в деревню и поручил одному из них работать за него (а тогда как раз готовился роман «Торговцы родиной»). «Секретарь» через некоторое время заболел, и продолжение стал писать «негр-дублер». Восстановив здоровье, первый с азартом снова взялся за дело, в результате чего удивленный издатель ежедневно получал по две совершенно разных версии текста.

Кто-то из «секретарей», недовольный высокомерным поведением мэтра, ввел в один из эпизодов очередного романа-фельетона фигуру отвратительного бандита по имени «Пьер Декурсель»; мэтр узнал об этой проделке, лишь открыв очередной номер газеты. Сходный случай произошел с писателем Рене Мазруа (псевдоним барона Туссена), который вообще не имел привычки читать написанные «неграми» тексты. Воспользовавшись этим обстоятельством, один из них – крайне недолюбливавший патрона – завершил роман фразой: «Итак, мы не ошиблись, барон Туссен – подлец». Публика здорово повеселилась, но сам писатель так ничего и не узнал о происшедшем.


Рекомендуем почитать
Британские интеллектуалы эпохи Просвещения

Кто такие интеллектуалы эпохи Просвещения? Какую роль они сыграли в создании концепции широко распространенной в современном мире, включая Россию, либеральной модели демократии? Какое участие принимали в политической борьбе партий тори и вигов? Почему в своих трудах они обличали коррупцию высокопоставленных чиновников и парламентариев, их некомпетентность и злоупотребление служебным положением, несовершенство избирательной системы? Какие реформы предлагали для оздоровления британского общества? Обо всем этом читатель узнает из серии очерков, посвященных жизни и творчеству литераторов XVIII века Д.


Средневековый мир воображаемого

Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.


Польская хонтология. Вещи и люди в годы переходного периода

Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.


Уклоны, загибы и задвиги в русском движении

Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.


Топологическая проблематизация связи субъекта и аффекта в русской литературе

Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .


Ванджина и икона: искусство аборигенов Австралии и русская иконопись

Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.