Понаехальцы - [3]

«Будь готов! — Всегда готов!» — правило не только советского пионера или секс-гиганта, но и попандопулы. Я оказался готов к «основанию Всеволжска». Ну, относительно…

Она «молотила» о своём, я думал о своём. Слова об «интересном положении» вдовы-княгини дошли с задержкой. Но — дошли до сознания. Я уже целенаправленно повёл беседу.

Если пропустить её эмоции, кто во что был одет, кто как на кого глянул, и что она по этому поводу сказала подругам, а те ей на это ответили… то вырисовывается такая последовательность событий.

В середине прошлого лета я убил под Янином Володшу. К концу лета княжеская дружина, состоящая в немалой части из «нурманов» — наёмников-норвежцев под командой «суки белесой» — ярла Сигурда, привезла гроб с телом покойного в Тверь. Покойника отрыдали, отпели и закопали. Стали жить-поживать да соображать — как жить дальше.

Тут Боголюбский прислал боярина. Поставил наместника в Тверь.

* * *

Я уже говорил: в маленьких русских городках главные терема — служебное жильё.

Княжеский или наместников, посадников двор — место исполнения властных функций. Здесь принимают послов, правят суд, проводят смотры, казнят, объявляют указы… Два других места, где возможно исполнение частично сходных публичных действий — торг и паперть. У каждого места — своя специфика. Например, «заклич» — объявление о розыске пропавшего холопа — делается обязательно на торгу.

После смерти или иного удаления прежнего градоначальника — терем надо освободить. Потому что в этом месте будет жить и править новый градоначальник.

* * *

«Освободите ведомственное жильё» — Самборине было предложено съехать со двора. Куда?

Боголюбский не неволил, но настоятельно советовал пойти в монастырь. А малолетнего княжича — отправить к Полоцкой родне мужа.

Монастырь Самборину пугал. Вариант с «рогволдами» — страшил. Возвращение в Гданьск к батюшке — не радовало: князь Собеслав с годами становился всё злее и бестолковее.

Все пути были плохи.

Новый наместник настаивал. Сперва вежливо, «по чести». После — всё жёстче. Тут пошли дожди, уйти из Твери стало невозможно до весны. Всевозможные ущемления наместника становились всё грубее. И Самборина — «вдовица сирая, беззащитная», нашла решение: обратилась за помощью к нурманам Сигурда. Которые на том же дворе и жили. И тоже должны были куда-то съехать.

Их положение было несколько лучше: их готовы были принять в Суздальские гридни. Но — на общих основаниях. Не как отдельную боевую единицу, а «россыпью», что, в силу их «чужести», гарантировало самые опасные задания, конфликты с «соратниками» и скорую смерть. Да и жалование у Володши они получали побольше.

Главное: прежний статус исключительности, безнаказанности, близости к власти — терялся. А без службы, без «кормильца» — князя, который подати собирает и дружину кормит — они прожить не могли.

Русские князья в эту эпоху, хотя и меньше, чем прежде, физически кормят своих гридней. Со своего стола, из своей поварни. Казарменное положение — «all inclusive». Денежное довольствие — так, «приварок».

Котлы, игравшие роль знамен у османских янычар, вполне уместны в этом качестве и в русских дружинах.

Сигурд, подобно Самборине, мучился проблемой выбора: то ли идти под Боголюбского, то ли уходить? Если уходить, то куда и когда?

Они нашли друг друга.

Когда нурманы начали вступаться за княгининых слуг, наместник возмутился, кликнул своих гридней… и понял, что вовсе не факт, что он останется главным на пепелище. «Пепелище» — потому, что при столкновении с таким отрядом внутри города, Тверь будет наверняка сожжена.

Наместник получил от княгини и Сигурда клятвенные обещания уйти, как только лёд с рек сойдёт. И стал вести себя сдержаннее. Самборина подкидывала нурманам из запасов покойного мужа. Нурманы её охраняли.

Сигурд постоянно общался с Самбориной и, как здесь говорят, «они слюбились». Сигурд был немолод, некрасив, но умён и опытен. И достаточно успешен. В некоторых аспектах.

«Мелкий клоп — злее кусает» — русская народная…

А если не только «кусает», но и защищает…

Вполне по царю Соломону:

«Вдвоем быть лучше, чем одному, ибо, если упадут, друг друга поднимут, но горе, если один упадет, а, чтоб поднять его, нет другого, да и если двое лежат — тепло им, одному же как согреться?».

Очень точное наблюдение: «тепло им». К началу половодья она поняла, что беременна.

Это радовало Сигурда, укрепляло их связь. И обрубало планы по путешествию к Полоцкой родне, которой она была не нужна. Или — в Гданьск, где — аналогично. Вот такая, «брюхатая», «вдова бесчестная» — она не была нужна никому. Кроме Сигурда.

Позвали Раду. Но боярыня-акушерка напрочь отказалась. «Извержение плода из чрева» не только статья в «Русской Правде» с вирой в три гривны, но и грех божеский.

Сошёл лёд на Волге, под непрерывные напоминания и понукания наместника начали собирать караван для переезда. Говорили — в Гданьск.

«В родительский дом, к началу начал».

Больше деваться-то некуда. И тут кто-то, Рыкса честь идеи приписывала себе, хотя я очень сомневаюсь, произнёс:

– А не отсидеться ли нам у «Зверя Лютого»? На «Не-Руси»?

Все сразу возмутились:

– Ах, ах! Нет, нет! Как же можно?! Он же убил Володшу! Он же княгиню вдовой сделал!