Какие тут «вдох-выдох»! Успеть бы молотить… Юлька вырвалась, забарахталась. Пётр, стоя на валуне, прокричал со смехом:
— Да оставь ты её, Жанна! Пусть сама учится. Видишь, уже держится? Юлька, дальше того камня — ни шагу, слышишь?
— Эт-то ещё… поч-чему? — отфыркиваясь, просипела Юлька.
— Акула нос откусит!
— Ну и пускай. Акулы здесь не водятся.
Жанна тоже засмеялась. И вот… Вот цепкие руки отпустили её. Юлька хлебнула солёной воды… А Жанна, которую спрыгнувший с валуна Пётр поманил к себе, окуная голубую шапочку в белую пену, уже оказалась возле него. И они поплыли прямо к солнцу, в морской простор, как два мелькающих поплавка.
Конечно же, Юлька сразу упёрлась ногами в дно. К счастью, оно было близко. Отдышалась. Высморкалась, вытряхнула из носа, ушей, изо рта горько-солёную воду. Было уже не холодно, а жарко. Неужели ОНИ даже не оглянутся? Нет. Поплавки словно растаяли. Юлька сделала по дну три неверных шага. Так, понятно! Бросили на произвол судьбы… Дно и впрямь пологое, иди себе как по паркету, воды до пояса. Ах, нет! Вот она выше, ещё выше… Юлька отпрянула. А чей-то приторно-ласковый голос сказал сзади:
— Девочка, да ведь мы с тобой, кажется, знакомы?
Так и есть!
Толстуха, кривя в улыбке оранжевые губы, протягивала с берега руку. Пронеслось в памяти: поезд, купе, худая старуха с перстнем и эта, липучая, со своими наставлениями.
— Привет, — сказала Юлька, чтобы отвязаться, и пошла по берегу.
Не тут-то было! Толстуха — за ней. Юлька легла на ракушечник, распластав руки. Хоть загореть вволю… Толстуха легла рядом. Щурясь, спросила:
— Хорошо купаться? Мне доктора не рекомендуют.
— Нормально, — процедила Юлька.
— Ты далеко отсюда устроилась? Это с тобой отдыхающие были?
— Мы живём в собственном доме в посёлке Изюмовка. Это мой родной двоюродный старший брат, Пётр Лукьяненко.
— О, в собственном! Я думала, тоже снимаете. Безумно дорогие в этом году цены! Тридцать рублей человеко-койка. И питание так себе., А это где — Изюмовка?
— Тут, недалеко.
— И хорошо там?
— У нас великолепный фруктовый сад, масса фруктов. Большой дом, шесть комнат.
— Шесть? Положим, из фруктов сейчас только черешня!
— Шелковица поспела.
— Ну, кто её будет есть… Разве на кисель. А как у вас вообще с продуктами? Молоко дешёвое?
Юлька принялась вдохновенно врать.
Молока — залейся, свои коровы. («Ого!» — подняла брови толстуха.) Свои поросята, утки, куры, индюки, гуси, кролики, телята. (Толстуха поцокала языком.) Личная машина. Телевизор, приёмник, гитара. В саду сливы, груши, абрикосы. Вишен — завались. Два гигантских ореха. Личный водопровод — скважина. Душ. Баня. Огород. Своя собака, кот, котята. Кино. Детский сеанс — пятачок…
— Богато живёте, — вздохнула толстуха. — Всё у твоих родителей?
— У моего дяди и у моей тёти.
— Кто же они, интересуюсь?
— Тётя — знатный виноградарь. С переброской на червей.
— На червей? Гусениц тутовых, что ли?
— Нет. На виноградных.
— Да разве такие бывают?
— Встречаются.
— А дядя? (Эк, привязалась!)
— Дядя — знатный… В общем, на машинах. Печки тоже складывает.
— Печек много ль в деревне? С них не разбогатеешь…
— Они коровники. Клубы ещё…
— А, строитель! Тогда дело другое. Значит, Изюмовка недалеко? А ты, между прочим, можешь обгореть. — Толстуха перевалилась на бок и прикрылась полотенцем.
Юлька зорко всматривалась в сияющую морскую ширь. Из-за набежавшей волны вдруг возникли оба поплавка, вот уж заголубела шапочка Жанны. Они с Петром выбежали на берег, держась за руки, как дети.
— Юлька! — закричал Пётр. — Как, вволю накупалась?
— Юлька! — закричал Пётр. — Как, вволю накупалась? Вода не холодна? Я же за тобой присматривал всё время…
— Очень хорошо выкупалась.
— Собирайся, ехать пора. Да ты не спалилась ли? Покажи спину. — Он заботливо потрогал Юлькино сердито вздёрнутое плечо.
Через несколько минут за валунами у шоссе затарахтела «личная машина». Переодевшаяся Жанна села на сиденье. Юлька, для солидности пожав руку толстухе, которая очень пристально рассматривала Петра, полезла в прицеп. Пётр переставил зачем-то в него снятую с багажника покупку, так что пришлось держать ноги наискось. Было неудобно, но Юлька терпеливо и враждебно молчала.
Тронулись в обратный путь.
Уже в Изюмовке, когда проезжали медпункт, Жанна, спрыгнув на ходу, приветливо помахала Юльке рукой. А Пётр сказал:
— Юля, у меня к тебе просьба. Про ту помпу, что нынче в городе купили, — он кивнул на коробку в прицепе, — никому ни гугу. Ни бате, ни тем более мамане. Если наладим, вроде бы подарок всем сделаем. По-городскому — сюрприз. Поняла? Приедем, к тебе под кровать её сховаем, с глаз долой. Договорились?
— Договорились. Сховаем, — повторила Юлька.
Всё, всё обидное, придуманное, что скопилось за сегодняшний день в её душе, точно тёплой волной смыло от этих слов Петра. Она была снова счастлива, горда, важна. Даже не задумываясь, что и почему поручал ей Пётр. Какая разница? Главное, он доверился ей, только ей! И велел никому из домашних не рассказывать.
Значит, у них с Петром теперь есть своя собственная, личная тайна!