Юлька думала, морща нос: помпа, разумеется, нужна, чтобы качать воду. Откуда? Не из водохранилища же? Тогда, может, из этой, как её… скважины, которую хочет восстанавливать Пётр? Пожалуй, да.
Юлька была разочарована. Не так уж это интересно!
Она закрыла коробку, натянула верёвку, залезла под кровать и поставила всё на место — сумку, чемодан. Вылезла, отряхнулась. Чем же заняться ещё? Ага, можно почитать Галкины стихи… Даже лучше, пока её нет. Прятали-то от Шурца в письменный стол под учебники вместе, она знает куда.
Юлька смело порылась в столе, отыскала тетрадку. Повесила на шею снятую со стены гитару и ушла под большой орех. О помпе она больше и не вспоминала.
Забралась на нижнюю развилку ореха, стала тренькать струнами, листая тетрадку. Та была замусоленная, видно много раз читанная. На обложке старательным почерком выписано название: «Моя девушка». Это вам не какая-нибудь помпа! Юлька перевесила гитару, села удобнее и погрузилась в чтение:
Чтоб ты не страдала от пыли дорожной,
Чтоб ветер твой след не закрыл,—
Любимую, на руки взяв осторожно,
На облако я усадил.
Когда я промчуся, ветра обгоняя,
Когда я пришпорю коня,
Тыс облака, сверху, нагнись, дорогая,
И посмотри на меня!..
Ой, до чего здорово, до чего хорошо! А вот ещё одно замечательное, поразительное стихотворение. Молодец Галюха, что списывала такие!..
Гордым легче. Гордые не плачут
Ни от ран, ни от душевной боли.
На чужих дорогах о любви, как нищие, не молят…
Тут что-то не совсем складно, но это неважно!
Широко раскрылены их плечи.
Не грызёт их зависти короста.
Это правда. Гордым в жизни легче,
Только гордым сделаться не просто!
Зато на следующей новые изумительные слова:
Робкой поступью зорька ранняя
Пробирается над плетнём,
Будто девушка со свидания
Возвращается в отчий дом.
Юлька так расчувствовалась, что не заметила, как мимо большого ореха пронёсся кто-то к их дому, потом обратно к задней калитке и скрылся за плетнём.
…Остаток этого дня прошёл просто и неприметно.
Пётр заехал пообедать — подавала ему баба Катя, Юлька подглядывала в дверь. За порогом Пётр, вытирая губы платком, спросил её как сообщницу:
— Ну, сестрёнка, порядок у нас с тобой?
Юлька покраснела, побледнела и выдавила:
— Да!
— Нынче я занят. Завтра будешь мне работать помогать? — и подмигнул как заговорщик.
— Буду, — ответила Юлька.
Вечером Пётр домой не вернулся. Прислал записку, что опять остаётся дежурить вторую смену. Галя же вернулась со своего виноградника как ни в чём не бывало. Только очень уж топала, грохала, гремела в кухне мисками и кастрюлями. И Юлька поняла: у Гали характерец ой-ой-ой! Затаилась, копит что-то против неё. Ну и пусть. Всё-таки она загрустила, примолкла. Дядя Федя за ужином обеспокоился:
— Ты, племяш, случаем, не приболела? Со вчерашнего-то…
— Почему со вчерашнего? — испугалась Юлька.
— Солнце шуток не шутит. Как бы нам за тебя от отца с матерью не попало, что без себя к морю пустили.
— Что вы! Что вы! — Юлька сделала вид, что она ничуточки не вялая, наоборот, бодра чрезвычайно.
Баба Катя на всякий случай заставила выпить медку; тётя Дуся приложилась ко лбу губами и сказала:
— Нет, не горячая.
Один Шурец смотрел ехидно, да Галка всё поджимала губы и отводила глаза.
А на другой день…
Это случилось в полдень.
Утром Юльке было некогда — тётя Дуся задала им с Галей «план»: доцапать картошку и, как дадут воду, полить в огороде перчики; не дадут — натаскать с кринички. Почему на этот раз и Юльке? Потому, что Галя с обидой ответила матери:
— Всё мне да мне работа? А Юльке?
— Юлечка гостья, — сказала тётя Дуся. И вдруг, подумав: — А и то! Вместе цапайте да поливайте.
Перчик, зелёная невысокая, словно кусты-лилипуты, рассада, ужасно много пил воды, чтоб ему сгинуть! Галя с Юлькой по молчаливому и враждебному уговору разделились, Юлька буркнула, что будет таскать воду.
— Вёдра в чулане, коромысло в курнике, — насмешливо отозвалась Галюха.
Коромысла Юлька никакого не взяла. Взяла ведро и лениво поплелась к колонке, где караулили воду соседские ребята, на них посмотрела враждебно. Воду ещё не давали. Помахивая ведром, она двинулась через свою усадьбу к криничке, небрежно напевая, словно ей и дела до Гали не было. Галка яростно орудовала цапкой, точно врага била. И тоже пела. Юлька — московскую песенку про «Ладони больших голубых площадей», Галя — про «Чёрные брови, карие очи».
У кринички, благо в то утро бычков почему-то не пасли, Юлька, зачерпнув треть ведра, села отдохнуть. На обратном пути постояла у скважины. Колодец был по-прежнему завален мусором, обломками бетона… Потом поволокла ведро к окаянному перчику.
— Ты бы ещё на доне принесла! — фыркнула Галя, успевшая перекочевать с картошки тоже на перчик.
— На каком доне?
— Дно видать!
— Сколько хотела, столько и принесла, — отрезала Юлька.
Галя молча отправилась в чулан. И не успела Юлька опомниться, уже тащила с кринички, раскачивая коромыслом, полные вёдра.
Перчики пили жадно. Вода уходила и уходила в потрескавшуюся землю. Галка натаскала вёдер двенадцать, Юлька, если сложить вместе, — насилу три. Тоном хозяйки Галина приказала:
— Те два рядка сама польёшь. Мне на виноградник время.
