Егорке пошел девятый год. Учиться пора, а в Валяевке у них закрыли школу.
Мать думает:
«Избалуется мальчишка, а время уйдет. Куда его тогда, неграмотного? Повезу-ка его в Москву. Как-нибудь с отцом зиму перезимует. А на тот год либо сама туда перееду, либо опять у нас школу откроют».
И повезла Егорку в Москву. Отец там дворником служил.
Записала его в школу. Пожила два дня, да и домой заспешила. Картошка в поле не ждет. Выбирать пора.
И остался Егорка с отцом.
На утро собрался отец вести его в школу, а Егорка боится.
— Не смею, — говорит.
— Чего не смеешь-то, глупый. Небось, в школе не кусаются. Пойдем, провожу тебя.
Пришли в школу. Отец прямо к заведующей.
— Вот сынишку привел. Мать тут позавчера его записала.
— А, помню. Из деревни привезли. Как тебя зовут, мальчик?
— Егоркой.
— Ну, пойдем, Егорушка.
Повела его учительница по коридору, а он все на отца оглядывается. Думает:
«Уйдет папаня домой. Как я один останусь? И мне бы с ним уйти»…
Только хотел еще раз на отца посмотреть, а учительница отворила дверь и сказала:
— Ну, вот мы и пришли. Это твой класс. Егорушка. Ребята, еще вам новый товарищ.
Как закричат:
— Маленький какой!
— Рыженький!
— Садись ко мне!
— У меня место свободное!
— Нет, ребята, — сказала учительница. — Егорушка будет сидеть на первой скамейке с Аней. Они оба у нас самые маленькие. Подвинься, Аня.
Аня задвигалась. Засуетилась. Беленькие косички замотались по плечам.
Уселся Егорушка.
— А теперь будем учиться, — сказала учительница. — Посмотрите, ребята, на эту картинку.
Посмотрел на картинку и Егорушка.
Занятная. Только какое же это ученье? Маманя говорила, грамоте будут учить, а здесь — эва! — картинки показывают.
Сидит Егорушка. Осматривается.
Ничего, не страшно. Учительница, видать, не сердитая. Рассказывает. Смеется. На доске чего-то мелом выводит.
Вот ребята уж больно озорные! Галдят все враз. А то начнут руки вверх поднимать. Учительница спросит, а они давай с руками к ней тянуться. Смотрел, смотрел Егорушка и осмелел — тоже руку поднял.
— Любовь Николаевна, — сказала Аня, — и новенький мальчик руку поднял.
— Вот молодец. Значит, сразу понял. Ну, скажи, Егорушка.
А Егорушка оробел. Не поймет, о чем учительница его спрашивает.
— Чего?..
— Ты что хочешь сказать? Руку зачем поднял?
— Я смотрю, — ребята подняли — и я за ними.
Засмеялись ребята.
А Любовь Николаевна говорит:
— Твои товарищи поднимают руку, когда хотят что-нибудь сказать. А вам ребята, нечего смеяться. И вы не сразу все узнали. Лучше расскажите Егорушке наши правила и порядки. А сейчас будем писать.
На последнем уроке Любовь Николаевна сказала:
— Завтра приходите без книг. Пойдем на экскурсию. Побольше приносите на завтрак: долго проходим.
Ребята загудели, зашумели:
— На экскурсию! На экскурсию пойдем…
А Егорушка думает:
«Посмотрю, что за экскурсия. У нас в Валяевке никогда не видал».
Назавтра пришел в школу рано. Ребят еще нет. И двери заперты.
Сел на лапочку. Узелок свой держит. Ногами болтает.
Посидел, посидел… Развязал узелок.
В узелке булка. Да калач. Да баранка. Да еще два яблока.
Учительница, велела побольше принести. Хватит.
Еще посидел.
Опять развязал. Булку достал. Съел.
Долго что-то ребята не идут!
Достал калач. И его съел.
Потом и баранку туда же.
А яблоки уж чего оставлять? Только таскаться с ними.
Тут скоро ребята стали собираться.
И Любовь Николаевна пришла. Поставила всех в пары. Егорушку с Аней вперед. Они — самые маленькие.
Отправились.
Долго шли.
Улицы кончились. Начались огороды.
Егорушка все ждет.
«Когда же экскурсия-то? Видно, далеко она!»
А вот и лесок маленький.
— Ну, ребята, пришли, — сказала Любовь Николаевна.
«Эх-ма! Вот она, экскурсия-то. А у нас в Валяевке это рощей звать».
Среди рощи пруд.
Вода темная и по краям зеленой ряской подернулась.
Ребята скорей к пруду.
Палки, камешки в воду бросают. Распугали всех лягушек — так и прыгают с берега.
— Давайте, ребята, — говорит Егорушка, — лягушек камнями бить.
Аня рассердилась.
— А если тебя камнем? Тебе будет больно? Вот и лягушкам больно.
— А мы их в Валяевке камнями к-а-к-к пуганем. Они в воду так и сиганут.
— Лягушек бить не надо. Это ты, Егорушка, зря придумал. — сказала Любовь Николаевна. — они тоже жить хотят. А вот лучше вам дело сейчас дам.
И дала всем дело.
Веток набрать. Желудей. Листьев.
Этому березовых.
Тому дубовых.
Кому еще каких.
А Егорушке велела набрать кленовых.
Много их на землю насыпалось. Разлапистые. Зеленые. Желтые. Красные.
Набрал Егорушка большую охапку и вдруг увидал — на, пригорке у дороги клен светится на солнце. Как золотая шапка блестят на нем листья.
Побросал Егорушка свои и к дереву.
Раз, раз… и на ветке.
Сидит. Посматривает.
Внизу — листья золотые.
Вверху — небо голубое.
Стал Егорушка веточки ломать. Вниз бросает.
Девочки увидали. Окружили клен.
— Егорушка, мне сорви!
— И мне!
— Вот эту, красненькую!
— А мне вон, вон ту, желтенькую!
— Эх ты! Как цыплята пищат. Всем нарву, не пищите.
На самом конце ветки большой красный лист качается.
Потянулся за ним Егорушка.
Как затрещит сук!
Как полетит Егорушка!
Как треснется о землю!
Закричали все:
— Егорушка упал!
— Егорушка убился!
— Егорушка помер!
Егорушка и сам не знает, жив он или умер.