Шумят. Кричат. Топочут.
Гул стоит.
А ребятам хоть бы что. Каждый сам кричит, других и не слышит.
Хочется побегать, а нельзя. Тесно.
На собрании решили не бегать, столкнуться можно. Вот не послушались, бегали. И что же?
У Бориса на лбу шишка.
Пете Сидоркину нос в кровь разбили.
Сене Митяеву зуб вышибли.
А уж так, так хочется побегать!
Хорошо бы и ножку девчонкам подставить — опять нельзя! Они сейчас в учком наябедничают — тогда разделывайся. А сами, сами не слушаются. Тихонько, тихонько, как мышки, вдоль стен бегают, в салочки играют.
И Егорушка не слушается. Выбежал из класса. Раскатился на полу, как на льду. Их ты!
— Шурка! Минька! прокатите меня! Потом я вас.
Присел на корточки.
Шурка, и Минька за руки его потащили. Покатили.
Егорушка как на салазках.
Вон там в мяч играют.
Мяч тугой, здоровый. Так и летает. Так и летает. Только поспевай — лови! Скакнул здесь, скакнул там, а сейчас на другом конце скачет, и все за ним скачут.
Егорушка у всех под ногами вертится. Сам, как мячик, прыгает. Уж так хочется хоть разок поймать да самому вверх подбросить.
Д-з-з-з-и-н-н-н-ь!..
Зазвенело стекло. Осколки посыпались на пол.
И сразу сделалось тихо.
Все замолчали. Столпились. Смотрят на окно. На осколки. На дежурную учительницу.
— Дошалились, — говорит она. — Разбили стекло… Как же это вы, ребята, так неосторожно? Кто разбил?
Никто не отвечает. Только шепчутся.
— Здорово бабахнул. Вдребезги.
— Она разбила. Я видал.
— Что ты врешь! Она не играла. Всегда на девочек…
— Сам ты разбил.
— У меня и в руках-то не было мяча. Я только смотрел.
А учительница опять:
— Что ж вы молчите, ребята? Кто умел разбить, должен уметь и сознаться. Надо набраться храбрости и сказать.
Опять молчат. Верно, тот, кто разбил, храбрости набирается.
И вдруг… тихонько так. Голос дрожит.
— Я… разбил…
Вон тот маленький мальчик. Рыженький. Стоит весь красный и пояс руками крутит, крутит.
— Я нечаянно… хотел в потолок, а он в окно… Он сам скакнул.
— Эх, мальчик! Надо быть осторожней. Теперь нечего делать — придется тебе заплатить за стекло. Скажи родителям.
Заговорили:
— Попадет ему!
— Влетит!
— Поделом. Не бей!
— Стекло дорогое.
А Лиза что-то шепчет Кате.
— Скажи, скажи.
— Ну что ж, и скажу.
И сказала.
Немножко боялась, и голос дрожал, а все-таки сказала:
— Это неправильно ребята… Мы все играли… Почему один Егорушка будет платить? Он нечаянно… Пускай и мы будем платить.
Тут все загудели. Заспорили.
— Так как же, ребята, — спросила учительница, — один Егорушка заплатит за стекло или все?
— И мы!
— Все!
— Пускай все платят!
Только Сеня Митяев ворчал:
— Сам разбил — сам и плати. Этак и мы все разбивать будем.
А Петя Сидоркин дернул Егорушку за вихор и сказал.
— Эх ты, стекольщик!
И опять все стали веселые.
Зашумели. Закричали. Затопотали.
Гул стоит…
Сегодня на последнем уроке собрание. Председателем выбрали Володю.
Много дел накопилось. Надо все разобрать, а потом перевыборы в класском и в санитарную комиссию.
— Ну, — говорит Володя, — обсудим, какие у нас непорядки были.
Закричали все:
— Боря Федюшин ругается!
— Боря дерется!
— Федюшин ножку подставляет!
— Толкается!
Из всех углов, со всех сторон посыпалось:
— Боря Федюшин.
— Федюшин…
— Боря…
— Федюшин…
Хорошо, что Володя не первый раз председателем. Знает, как вести собрание.
— Не кричите, ребята, все зараз. Пусть Боря сам расскажет.
— Что ж, я расскажу. Чего они кричат? Я и сам все расскажу. Ну, верно, один раз толкнул Аню… Не очень сильно толкнул. А она сама чего толкается? И дерется! Кулаком меня прямо в живот. И мне ведь было больно. Я только никому не говорил, а она, — девчонка, вот и ябедничает.
Подумал, подумал председатель.
Придумал.
— Ну-ка, Боря и Аня, выйдите на середину и станьте рядом.
Шагнул Боря.
Засеменила Аня маленькими, маленькими шажками.
Стала около Бори. До плеча ему не достала.
— Сожмите кулаки, — опять говорит Володя.
Сжала Аня руку в кулачок.
И Боря протянул свой кулачище.
Посмотрели ребята на обоих и засмеялись.
И Любовь Николаевна засмеялась; говорит:
— Бедный Боря! Аня его обидела. Побила.
А Боря ничего и говорить не стал. Скорей, скорей на свое место.
— Еще какие дела?
— Шурка всегда опаздывает, — говорит дежурный, — на этой недели три раза опоздал.
Шурка и не задумался:
— У нас часы отстали.
— Еще что?
— Егорушка на уроках свистит.
— Я все позабываю, — говорит Егорушка, — а как свистну, тут и вспомню.
— Еще?
— Миша опять пересел от Лизы. Говорит: не буду я с девчонкой сидеть.
— Вася, когда был дежурный, не принес тряпку. Чем попало стирал с доски: то рукой, то шапкой, а то и поясом — снял с себя.
— Ну, теперь все?
Все.
Обсудили.
Постановили.
Шуре — часы перевести. По фабричному гудку поставить.
Мишу — опять пересадить к Лизе.
Егорушку — высылать свистеть на двор.
Васе — в свое дежурство приносить тряпку.