Помнишь, земля Смоленская... - [67]

Кунанбаев упрямо мотнул головой, сказал чуть не со слезами:

— Нет сил больше ждать, товарищ лейтенант! Там, — он показал рукой туда, откуда доносился шум боя, — мои братья погибают. Я должен с ними быть, в немца стрелять, а не сидеть в окопе сложа руки… Отпустите меня, товарищ лейтенант!

За все время своей службы в армии ефрейтор Кунанбаев ни разу не вступал в спор с командирами. Но что-то настораживало его в действиях Лайкина. Чутье разведчика подсказывало ему, что в последнее время у них в разведке вообще все шло не так, как нужно. А разведчик он был истинный!

Особенно хорошо ориентировался Кунанбаев в горной местности. Он и забайкальские хребты изучил и знал как свои пять пальцев. Товарищи и командиры дивились: как это он, казах, сумел стать заправским альпинистом! А Кунанбаев широко улыбался: вы что ж, думаете, Казахстан — это сплошная степь?

Пожалуй, он излазил в Забайкалье все сопки. Очерки о нем, с фотографиями, не раз появлялись на страницах окружной газеты.

Однажды разведка полка проводила в сопках учебный разведывательный поиск. Командир дал Кунанбаеву задание: «затеряться» в сопках, а разведчики должны были его найти. На розыски у них ушел целый день, они устали, измучались, к вечеру у всех даже лица осунулись, а Кунанбаев как в воду канул. Лишь когда подошло время всем вернуться на исходный пункт, Кунанбаев как ни в чем не бывало спустился с одной из сопок, которую разведчики, казалось бы, обшарили вдоль и поперек.

Он умел не только сам спрятаться, но и обнаруживать спрятанное по самым крохотным приметам. Это был отменный следопыт, в полку его и ценили, и любили.

А еще он славился предельной честностью и откровенностью. Прямая натура, он не умел скрывать свои чувства, если надо было, так резал друзьям правду-матку, а командирам хоть и не перечил, но и не утаивал от них своего мнения, своего отношения ко всему, что происходило вокруг.

Среди разведчиков он пользовался большим авторитетом, потому-то и сейчас, когда он разговаривал с Лайкиным, они ловили каждое его слово…

Сам Лайкин о Кунанбаеве почти ничего не знал. Но по лицам разведчиков, сосредоточенным, напряженным, он догадывался, что на них подействовала пылкая речь казаха. Как бы он не смутил их, не сбил с толку… Как бы они не поняли, что он, Лайкин, умышленно обрек их на бездействие.

С трудом подавил он в себе желание резко осадить этого «героя», который рвался в бой и мог заразить своим примером остальных. Конечно, ему ничего не стоило, пользуясь правами командира, поставить упрямого казаха на место, только вряд ли бы сейчас командирский окрик разрядил обстановку. В сложившейся ситуации Лайкин старался проявлять максимальную осторожность. Лучше всего было бы избавиться от слишком уж настойчивого и пытливого ефрейтора. Не отправить ли его в рощу к Капканову? А уж тот поступит с ним по своему усмотрению…

Заставив себя улыбнуться, Лайкин положил руку на плечо Кунанбаева, миролюбиво сказал:

— Ладно, братец. Я готов уважить твою просьбу, хотя она и идет вразрез с задачами нашей группы. Но надо мной тоже есть командиры. Так что ты сперва спроси разрешения у капитана Капканова, и если он согласится отпустить тебя в роту, то так тому и быть.

Кунанбаев вздохнул с облегчением:

— Спасибо, товарищ младший лейтенант. А где сейчас капитан? В штабе полка?

— Да нет, он вон в той рощице. Видишь высокую сосну? Капитан под ней, ведет наблюдение за противником.

Но до Капканова ефрейтор так и не дошел. По дороге его обстреляли немцы, пришлось податься влево, после же он решил, что ведь Капканов может и не внять его просьбе и спровадит его обратно, к Лайкину, и не лучше ли ему на свой страх и риск поискать штаб полка, доложить там о своих сомнениях по поводу действий Лайкина и умолить начальство послать его в бой…

И Кунанбаев добрался до штаба!

Увидев запыхавшегося ефрейтора, начальник штаба Шишкин торопливо, с надеждой спросил его:

— Вы связной из какого батальона?

Тяжело дыша, Кунанбаев ответил:

— Я не связной… Я разведчик… Из отделения сержанта Лапшина.

— Вот это хорошо! Это хорошо, — почему-то обрадовался Шишкин. — А мы тут голову ломаем: куда это запропастился Лапшин со своими людьми. У нас каждый боец на счету, а тут разведчики как сквозь землю провалились. Где они сейчас?

— Возле болота. Мы сперва в старой бане прятались, а потом младший лейтенант Лайкин к болоту нас повел, заставил там окапываться…

— Постойте, постойте… Зачем же это — к болоту? Разведка нам здесь нужна. — Шишкин в раздумчивости пожевал губами, тронул Кунанбаева за локоть. — Вот что, ефрейтор, пройдемте-ка к командиру полка. Вы ему все объясните.

Место, где волей-неволей пришлось расположиться штабу полка, было ровное, поросшее мелким кустарником. Кругом виднелись воронки от вражеских мин и снарядов, но этот участок подвергался все-таки менее сильному обстрелу, чем другие. Штабисты и бойцы комендантского взвода наспех вырыли здесь окопы и траншеи. В одной из таких траншей и разговаривали Шишкин и Кунанбаев. Начштаба провел ефрейтора в окоп, где находился командир полка.

Миронов, сгорбившись, сидел на земляной ступеньке, в окопе, в тяжком раздумье крепко потирал лоб… Мысли были невеселые, мозг пылал, сжигаемый отчаянием и тревогой. Мало того что полк угодил во вражеский мешок, хуже всего было то, что майор не знал, как из него выбраться, и слабо представлял обстановку, схему размещения и движения противника, силу и направление его ударов, степень урона, понесенного батальонами 46-го… Все, что произошло с полком, застало Миронова врасплох, и никогда еще не испытывал он такой растерянности. Что он мог надумать, предпринять без точного знания и анализа обстановки, без стабильной связи с подразделениями? Сколько уж связных было послано в батальоны, и многие просто не возвратились: то ли погибли, то ли, попав в то или иное подразделение, с ходу включались в бой… И от командиров батальонов и рот не было посыльных… Что-то непонятное творилось и с разведкой: с утра так и не появлялись в штабе ни начальник разведки, ни Капканов, ни другие командиры. Может, они вынуждены сражаться с фашистами как простые пехотинцы? Особенно тревожило Миронова отсутствие связи с батареей Бровки. Баталов завяз в трясине, куда его зачем-то направил Лайкин. Пропал и Серов, которому Миронов поручил протянуть связь к Бровке. Куда он мог подеваться? А без связи, без разведки он, Миронов, слеп!.. И опереться ему не на кого: Ехилев принял командование четвертым батальоном вместо погибшего Кулакова, а начштаба Шишкин в военном деле вроде полный профан. Ему уже лет за пятьдесят, и в армии он давно, но, как говорили Миронову, умел лишь разводить формалистику, разработка же конкретных операций была ему не по плечу, и прежний комполка частенько возвращал ему тактические схемы для доработки: от них веяло сухостью, внешней правильностью и отсутствовала живая оперативная мысль.