Помнишь, земля Смоленская... - [61]

— Может, и больше. — Хониев поморщился, как от боли, его и самого угнетало сознание собственной беспомощности, взвод-то словно в мышеловку попал, и неизвестно, где другие взводы, что с ними. — Помолчал бы ты, Дмитрий, и так тошно… — Он повернулся к Токареву: — А где наши, опять залегли?

— А что остается, товарищ лейтенант? Фашисты и головы-то не дают поднять…

— А куда Синицын подевался?

— Кто его знает. Когда мы в немцев стрелять начали, он с нами был, а потом будто в воду канул. Может, свою Римму разыскивает? Она ведь тоже где-то здесь. Дай-то бог, чтобы живая…

Приподнявшись на локтях, Токарев громко позвал:

— Синицын! Саша! Эй, Синицын! Где ты там!

И вдруг совсем рядом раздалось:

— Да тут я, тут.

Увидев ползущего к ним Синицына, Хониев облегченно вздохнул:

— Живой?!

Токарев усмехнулся невесело:

— Вон мы как теперь встречаем друг друга, товарищ лейтенант. Вместо «здравствуй» спрашиваем, живой ли. — Тут же выражение горечи сменилось на его лице изумлением: — Ба, Саша, да ты с трофеями!

Синицын притащил с собой немецкие автомат и винтовку.

— Товарищ лейтенант, — заговорил он торопливо, возбужденно, — как перестрелка кончилась, я вперед пополз. Немцев-то как саранчи — и за Колотовкой, и за дорогой. Вот-вот они снова на нас пойдут… А неподалеку от нас я на двух убитых напоролся… Ну, это… забрал у них оружие.

— Ты бы еще и живого немца приволок! — засмеялся Токарев. — Ты ведь у нас на это мастак.

А Хониев спросил с некоторым удивлением:

— Убитых только двое было?

— А вам сколько надо?

— Немцев-то на нас побольше шло…

— Может, где-то и еще их трупы валяются. Недосуг мне было по всему полю шарить.

Синицын протянул Мите немецкую винтовку:

— На, парень. Автомат я для Риммы приберегу.

Митя с такой жадностью схватил винтовку, прижав ее к груди, что Хониев улыбнулся:

— Ты хоть обращаться-то с ней умеешь?

— А как же.

Хониев вопросительно поглядел на Токарева и Синицына:

— А может, нам вперед, к речке податься, чем здесь-то фашистов ждать?

Те согласно кивнули. Зачем-то призывно подняв руку, хотя этого жеста никто не мог увидеть, Хониев крикнул:

— Данилов! Карпов! Шевчук! Ведите свои отделения к Колотовке! Вы слышите меня? Короткими перебежками — вперед!

Сам он вместе с Токаревым и Синицыным побежал, расталкивая локтями рожь, чуть влево, в сторону реки. На что он надеялся, Хониев и сам не знал. Может, разумней было бы как раз отступить, забраться еще глубже в рожь, попробовать связаться с остальными подразделениями, поискать Орлова. А его тянуло дать бой немцам. Ну сколько их там, в засаде? Неужто и впрямь — полным-полно, тьма-тьмущая? Но если немцы устроили засаду, значит, рассчитывали не на численное превосходство, а на эффект неожиданности? И если ввязаться с ними в бой, увлекая за собой весь батальон — ведь не мог же его взвод намного оторваться от других подразделений, — то, как знать, возможно, им удастся потеснить засаду, форсировать реку и прорваться к Демидову! К городу шел все-таки целый полк — это не шутка… Полк не ожидал встретить здесь немецкую засаду, потому враг и получил временное преимущество, но сейчас-то, уже опомнившись от внезапного огня, застигнувшего бойцов, как гроза в степи, и собравшись с силами, могут же они дать немцам отпор?!

«В крайнем случае, — подумал Хониев, — будем считать, что я провожу разведку боем. Тоже дело небесполезное…»

Ржаное поле скоро кончилось. Хониев, Токарев и Синицын вышли к мелкому кустарнику. Митя не отставал от них…

Хониев оглянулся: из ржи выбегали бойцы его взвода.

Синицын высоко поднял руку с винтовкой:

— Глядите, вот еще убитый фашист! А вон еще!

Токарев вмиг очутился рядом с ним, удовлетворенно констатировал:

— Значит, уже четверо. А может, и поболе. Прав был наш лейтенант.

До них донесся исступленный крик Хониева:

— Ложись! Ложись! Немцы!

Лейтенант распластался на траве, его примеру последовали другие. Токарев, падая, повлек за собой и закрыл своим телом подбежавшего к нему Митю.

Через них перелетала немецкая граната, ударилась о землю позади Хониева. Он затаил дыхание, зажмурился, ожидая взрыва. Сзади ухнуло… Потом еще раз… Еще… Немцы, приближаясь к кустарнику, не стреляли, а пытались закидать взвод гранатами.

Озираясь, Хониев крикнул:

— Никого не задело?

— Перелет, товарищ лейтенант! — отозвался Синицын. — Они нас пока не видят!

Хониев скомандовал:

— Огонь по врагу! Огонь! Не подпускайте их близко!

Он выпустил по немцам, идущим на них в атаку, чуть не половину автоматного диска. Открыли стрельбу Синицын, Токарев и другие бойцы, находившиеся неподалеку.

Неожиданно прямо перед носом у Хониева брякнулся о землю какой-то странный предмет, похожий на молоток с длинной деревянной ручкой. Хониев лихорадочно соображал: «Что же это такое? Какой-то новый вид гранаты?» Медлить было нельзя, он схватил гранату за ручку и с силой швырнул ее вперед. Она разорвалась в кустах, взметнув вверх комья земли. Хониев подивился силе взрыва и вновь прильнул к автомату. Дав по фашистам несколько коротких очередей, он пополз вперед, не оглядываясь, уверенный, что бойцы следуют за ним.

А в это время Митя мучался со своей винтовкой. Он нажимал и нажимал на спуск так, что заболели пальцы, и все впустую. Солнце начало уже припекать, по Митиному лицу градом катился пот, Митя потянул к себе затвор, тот сухо щелкнул и выбросил пустую гильзу. Вот не повезло! Фашист, наверно, расстрелял все патроны до единого. А у самого Мити патронов не было, Синицын вручил ему только винтовку. Винтовку, которая не стреляла… Отчаяние охватило подростка, он поискал глазами Синицына, но того не было поблизости, а бой все разгорался. Хониев кричал: