Помнишь, земля Смоленская... - [54]

Шрифт
Интервал

Майор поднял на старика свой холодный, подозрительный взгляд:

— Это ночью-то? Что же ты там делал?

— Дык это… верно они говорят: сидел… На завалинке.

У старика выпали уже почти все зубы, и он шепелявил.

Майор насмешливо сузил глаза:

— Сидел? В кромешной темноте? В безлюдной деревне? Самое сейчас подходящее занятие — в одиночестве звездами любоваться…

— Это зачем… звездами? — обиделся старик. — Годы у меня преклонные. Не спится ночами. Я и сижу на воздушке́… Думаю… Чичас-то есть о чем подумать…

— Сократ выискался, — снова жестко усмехнулся майор. — Куда же все твои односельчане подевались?

— Дык, сынок… В лес все ушли. Ведь, того и гляди, немцы вот-вот появятся…

— Так… И ты, значит, остался поджидать немецкую армию? Почему не ушел в лес вместе со всеми?

— Дык куда же мне? Силов-то совсем уж нет… Одной-то ногой я уж в могиле. Да и какой резон мне избу-то свою покидать? Я тут родился, тут мне и доживать свой век.

— Под немцами? Ты ведь считаешь, что они придут в твое село?

— Придут, сынок, всенепременно придут. Такая у них силища — все прут да прут…

— И тебя радует это?

Старик вскипел:

— Да на кой ляд они мне сдались? В этой землице схоронены и деды мои, и прадеды. И все они живота не жалели, защищая родной очаг, милую сердцу Смоленщину, край русский… Кто тут только не побывал: и псы-лыцари немецкие, и польские паны, и шведы, и хранцузы со своим Бонапартишкой. И доблестные предки мои таким хлебом-солью их встречали, что они только и думали, как поскорей ноги отсюда унести. А ты говоришь: я немцу радый. Дык мне с этими гансами-то уже привелось биться, и в первую мировую, и в гражданскую. Много они тут нашей крови пролили. Дык и мы в долгу не оставались.

— Ты мне своими побасенками-то голову не морочь, — рассердился Миронов. — Тут логика простая: если все ушли из деревни, а ты один остался, значит, вознамерился ждать немцев…

— Немцев? — Старик остро взглянул на Миронова. — А может, вас? Не все ж, думаю, нашим-то от немца улепетывать, может, дай-то бог, придет времячко, и опомнятся наши ребятки, повернут обратно да дадут фашисту коленом под зад? Этому ведь даже поверить невозможно: солдаты русские, все рослые как на подбор и силушкой не обиженные, через нашу-то деревню не на немцев шли, а от них драпали, валом валили на восток, к Смоленску…

— Но-но, старик!

— А ты не «нокай», не запряг. Несладко правду-то слушать? А так все и было, как я говорю. Или неведомо тебе, что наши и Ярцево, и Рудню, и Демидов оставили? Сынок, когда ж конец-то этому будет? Сердце уж все изнылось, — старик взялся за грудь, — болит тут все. Не видела еще наша земля Смоленская такого позора… Завсегда-то русские с ворогом как львы дрались, а тут… всё вспять, всё вспять…

— Ты, старик, брось это, — хмуро сказал Миронов. — Плетешь тут всякие небылицы…

— Кабы небылицы! — вздохнул старик.

— Да, наши части пока отступают. Но отступают, изматывая врага, уничтожая его живую силу. — Майор словно самого себя убеждал в чем-то. — Да вот, ты же сам видишь, мы-то движемся на врага!

— На Демидов, что ли?

— А куда, это тебе знать не положено.

— На Демидов, — утвердительно сказал старик, и глаза у него тревожно, лихорадочно заблестели. — И это вы зря, сынок! Это зря! Хошь я и жду не дождусь, когда война переломится, а на Демидов вам никак нельзя. Там немцев — туча.

— И этот туда же! — раздосадованно проговорил Миронов. — Что вы все как сговорились: на Демидов нельзя, на Демидов нельзя. Да что там, все гитлеровское войско скопилось?

— Все не все, а фашистов там порядком… И в городе, и перед городом. И вот те крест, — старик перекрестился, — вам в самую пору назад поворачивать. Не то угодите в засаду — как в раскрытый мешок. У них там и танков, и орудий — несть числа…

— Да откуда тебе это известно?

— Мы местные. Мы все знаем. Перед Демидовом-то поле ржаное, так от фашистов там черным-черно. Копошатся, как муравьи, с самого вечера. Не веришь, сынок? — Старик брякнулся на колени и, сняв шапку, снова осенил себя крестным знамением. — Богом клянусь!

— Мы в бога не верим.

— А ты, сынок, — старик резанул по майору проницательным, мудрым взглядом, — вроде и из людей-то никому не веришь.

— Кому надо, верю. Ишь как размалевал противника, будто сильней его и зверя нет!

— Дык куды вы против него со своими ружьишками? Где самолеты-то ваши? Танки? Были б, так я бы грохот слышал, хоша и туг стал на ухо… Только вон как тихо кругом… Выходит, у тебя одна пехота. Это ты с ней-то хочешь фашистскую сталь из Демидова вышибить? Ох, сынок, вспомни пословицу: семь раз отмерь, один раз отрежь. Послушайся меня, старого, не веди ты своих солдатиков на верную погибель.

— Все ты врешь, старик!

— Какая польза мне врать?

— Уж не знаю, какая. Не знаю, с чего ты поддался пораженческим настроениям.

— Какие уж тут пораженческие, когда под немцем-то вон сколько земли нашей. Ох, сынок, полезете на рожон, так фашисты перебьют вас, как кутят.

— Ты уж, дед, заодно всю Россию им отдай.

Старик покачал головой:

— Об Россию они зубы обломают, Россия большая. Как бы немец ни рвался в глубинку, а далеко его наши ребята не пустят. Ведь не пустите, а?


Рекомендуем почитать
Партизанский фронт

Комиссар партизанской бригады «Смерть фашизму» Иван Прохорович Дедюля рассказывает о нелегких боевых буднях лесных гвардейцев партизанского фронта, о героизме и самоотверженности советских патриотов в борьбе против гитлеровских захватчиков на временно оккупированной территории Белоруссии в годы Великой Отечественной войны.


«А зори здесь громкие»

«У войны не женское лицо» — история Второй Мировой опровергла эту истину. Если прежде женщина с оружием в руках была исключением из правил, редчайшим феноменом, легендой вроде Жанны д'Арк или Надежды Дуровой, то в годы Великой Отечественной в Красной Армии добровольно и по призыву служили 800 тысяч женщин, из них свыше 150 тысяч были награждены боевыми орденами и медалями, 86 стали Героями Советского Союза, а три — полными кавалерами ордена Славы. Правда, отношение к женщинам-орденоносцам было, мягко говоря, неоднозначным, а слово «фронтовичка» после войны стало чуть ли не оскорбительным («Нам даже говорили: «Чем заслужили свои награды, туда их и вешайте».


Сердце сержанта

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Беженцы и победители

Книга повествует о героических подвигах чехословацких патриотов, которые в составе чехословацких частей и соединений сражались плечом к плечу с советскими воинами против гитлеровских захватчиков в годы Великой Отечественной войны.Книга предназначается для широкого круга читателей.


Лавина

В романе словацкого писателя рассказывается о событиях, связанных со Словацким национальным восстанием, о боевом содружестве советских воинов и словацких повстанцев. Герои романа — простые словаки, вступившие на путь борьбы за освобождение родной земли от гитлеровских оккупантов.


Строки, написанные кровью

Весь мир потрясен решением боннского правительства прекратить за давностью лет преследование фашистских головорезов.Но пролитая кровь требует отмщения, ее не смоют никакие законы, «Зверства не забываются — палачей к ответу!»Суровый рассказ о войне вы услышите из уст паренька-солдата. И пусть порой наивным покажется повествование, помните одно — таким видел звериный оскал фашизма русский парень, прошедший через голод и мучения пяти немецких концлагерей и нашедший свое место и свое оружие в подпольном бою — разящее слово поэта.