Помнишь, земля Смоленская... - [49]

Шрифт
Интервал

— Э, концовку, Андрей, ты явно скомкал, — сожалеюще сказал Хониев. — Ладно, будем считать, что продолжение следует. — Он посмотрел на часы: — А сейчас я пойду в штаб батальона, узнаю, куда нам дальше двигаться.

— Андрей! — крикнул Мамедов. — Ты поройся в памяти, может, еще что интересное откопаешь.

— Нет, братец! — Синицын потер свой нос. — Следующая история — твоя.

— Правильно, — поддержал его Хониев, — давайте так и договоримся: как выпадет свободное время, так кто-нибудь про себя расскажет…

— И это будет цикл рассказов, — подхватил Токарев, — под названием «Путешествие в прошлое».

Не думали ребята в этот момент, что скоро им будет не до часов досуга, не до воспоминаний о прошлом, а навалится на них война всей своей невыносимой тяжестью.

Глава тринадцатая

„ВПЕРЕД, НА ДЕМИДОВ!“

В штабе батальона Хониеву велели подождать, пока комполка Миронов соберет всех командиров и поставит перед каждым боевую задачу. Сам же Миронов дожидался распоряжений из штаба дивизии, а там медлили, видимо выясняя общую обстановку. Судя по всему, она была довольно смутная и запутанная.

Когда Хониев вернулся в свой взвод, ему навстречу бросился… Ваня Марков. Вытянувшись перед Хониевым, он взял под козырек, потом они пожали друг другу руки.

— Здравствуйте, товарищ лейтенант! Вот, решил наведаться к старым друзьям.

— Здравствуй, Ваня. — Хониев был рад приходу Маркова.

— А я, товарищ лейтенант, со вчерашнего дня — правая рука комиссара Ехилева! — с гордостью заявил Марков. — Комсорг полка!

— Ого! А я тебя — на «ты».

Данилов и Токарев, подошедшие вместе с Марковым, заговорили, смеясь:

— Мы уж и не знаем, как себя с ним держать.

— И как к нему обращаться.

Дружески обняв их, Марков сказал:

— Да зовите меня, как раньше, Ваней. Сколько пудов соли мы вместе съели, а?

— Ну да. Только ты давно уж зазнался, к нам и глаз не кажешь, — дружески пожурил его Токарев.

— Так вы сами от меня прячетесь: то в разведку улизнете, то с немцами деретесь в индивидуальном порядке, оторвавшись от батальона. Наслышан я о ваших подвигах. Кстати, по этому поводу я к вам и заявился. Вот глядите, какие я нарисовал плакаты. Я уж в других подразделениях их показывал. Полк должен знать своих героев!

Хониев все разглядывал Маркова с теплым доброжелательным любопытством. Парень — как с картинки. Вместо тяжелых ботинок с обмотками на ногах новенькие, аккуратно начищенные кирзовые сапоги, выгоревшие от солнца брюки заменены шерстяными походными галифе, щегольская гимнастерка перетянута командирской портупеей, пряжка на ремне, надраенная мелом, так и сверкает. Марков в армии и всегда-то следил за собой, считая, что по-настоящему дисциплинированный боец должен быть и опрятным, и подтянутым: этим он, мол, поддерживает репутацию своей части. Сейчас же, став комсоргом полка, Иван еще больше подобрался: он ведь должен всем служить достойным примером!

Голову он по-прежнему брил наголо, она была гладкая, как бильярдный шар. Марков имел привычку, беседуя с бойцами, выступая перед ними с пламенными речами, поглаживать себя ладонью по бритой макушке. Вот и теперь он снял каску, и тут же на него злобными роями налетели комары и лесная мошкара. Он не успевал хлопать себя по голове обеими руками.

— Иван, — с сочувствием сказал Токарев, — я понимаю, тебе нужно поправить прическу. — Бойцы, окружившие Маркова, хохотнули. — Но все же лучше будет, если ты прикроешь голову каской. Комары тут такие кровопийцы — почище фашистов.

Марков надел на себя каску, оглядел бойцов:

— Весь взвод собрался? Тогда смотрите. На этих плакатах — герои недавнего боя.

Он поднял с земли свернутые в трубку плакаты, раскрутил один из них и показал бойцам.

На плакате во весь рост был нарисован Синицын, взваливший себе на плечи толстого, как бочка, немецкого офицера. Язык у фашиста, похожий на жало змеи, свисал чуть не до земли, глаза были выпучены, словно у лягушки. Синицын же выглядел молодец молодцом. Под рисунком чернели выведенные тушью стихотворные строчки:

В расположение полка
Принес Синицын «языка».
Фашист к такому не привык —
От страха высунул язык!

В верхнем правом углу плаката красовалась тщательно выписанная медаль «За отвагу».

— Молодчина, Ваня! — похвалил Хониев. — Синицын — как вылитый. Между прочим, знавал я в Элисте ученых-языковедов. А Синицын у нас — языковод!

— Языконос! — поправил его Токарев и ткнул пальцем в угол плаката: — А медаль тут зачем?

— Так ведь Синицын же представлен к боевой награде, — пояснил Хониев. — И, я уверен, скоро получит ее. Наш комсорг предвосхитил события. Верно, Ваня?

— Так точно, товарищ лейтенант! А где же сам Синицын? Эй, Синицын!

Но Синицын не мог ему ответить: он сидел в сторонке, уплетая из котелка, зажатого между коленями, остывшую кашу. Рот у него был набит, и он только помахал в воздухе ложкой: мол, здесь я, здесь!

— Он у нас скромный, на глаза не лезет, — улыбаясь, сказал Хониев.

— Скромность украшает героев! — серьезно заметил Марков и развернул следующий плакат. — А это кто — узнаете?

— Токарев! Андрей! — дружно откликнулись бойцы.

Токарев на плакате с колена целился в целую стаю фашистов, изображенных в виде клыкастых, с взъерошенной шерстью кабанов. Пунктиром было показано, как снайперские пули прошибают фашистам лбы и вылетают из затылков. Угол этого плаката, как и предыдущего, тоже был украшен медалью «За отвагу». Под плакатом стихи:


Рекомендуем почитать
Партизанский фронт

Комиссар партизанской бригады «Смерть фашизму» Иван Прохорович Дедюля рассказывает о нелегких боевых буднях лесных гвардейцев партизанского фронта, о героизме и самоотверженности советских патриотов в борьбе против гитлеровских захватчиков на временно оккупированной территории Белоруссии в годы Великой Отечественной войны.


«А зори здесь громкие»

«У войны не женское лицо» — история Второй Мировой опровергла эту истину. Если прежде женщина с оружием в руках была исключением из правил, редчайшим феноменом, легендой вроде Жанны д'Арк или Надежды Дуровой, то в годы Великой Отечественной в Красной Армии добровольно и по призыву служили 800 тысяч женщин, из них свыше 150 тысяч были награждены боевыми орденами и медалями, 86 стали Героями Советского Союза, а три — полными кавалерами ордена Славы. Правда, отношение к женщинам-орденоносцам было, мягко говоря, неоднозначным, а слово «фронтовичка» после войны стало чуть ли не оскорбительным («Нам даже говорили: «Чем заслужили свои награды, туда их и вешайте».


Сердце сержанта

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Беженцы и победители

Книга повествует о героических подвигах чехословацких патриотов, которые в составе чехословацких частей и соединений сражались плечом к плечу с советскими воинами против гитлеровских захватчиков в годы Великой Отечественной войны.Книга предназначается для широкого круга читателей.


Лавина

В романе словацкого писателя рассказывается о событиях, связанных со Словацким национальным восстанием, о боевом содружестве советских воинов и словацких повстанцев. Герои романа — простые словаки, вступившие на путь борьбы за освобождение родной земли от гитлеровских оккупантов.


Строки, написанные кровью

Весь мир потрясен решением боннского правительства прекратить за давностью лет преследование фашистских головорезов.Но пролитая кровь требует отмщения, ее не смоют никакие законы, «Зверства не забываются — палачей к ответу!»Суровый рассказ о войне вы услышите из уст паренька-солдата. И пусть порой наивным покажется повествование, помните одно — таким видел звериный оскал фашизма русский парень, прошедший через голод и мучения пяти немецких концлагерей и нашедший свое место и свое оружие в подпольном бою — разящее слово поэта.