Польско-литовская интервенция в России и русское общество - [135]

В целом годы Смуты были отмечены всплеском активности социальных групп разного масштаба. Собранные в работе сведения о русско-литовских контактах 1609–1610 гг. содержат целый ряд свидетельств о том, как самостоятельно вступали в контакты с высшими властями Польско-Литовского государства не только дворянские корпорации отдельных уездов, но и отдельные группы влиятельных землевладельцев.

Исследования целого ряда ученых (начиная с С. Ф. Платонова), посвященные развернувшемуся в северной части Русского государства движению за самооборону от польско-литовских войск из тушинского лагеря, показали, что в ходе развития движения постепенно возникали межсословные объединения населения, бравшие в свои руки целый ряд функций, традиционно принадлежавших органам государственной власти на местах.

Центральная власть оказалась не в состоянии управлять по-старому и оказалась вынужденной собирать выборных представителей различных чинов для принятия важных политических решений. Рассмотрение свидетельств о русско-польских контактах 1609–1610 гг. принесло ряд новых доказательств правильности точки зрения тех ученых, кто, как Л. В. Черепнин, относил именно к годам Смуты формирование представления о «всей земле» — собрании выборных представителей разных «чинов» русского общества со всей территории страны как верховном органе власти, единственно полномочном принимать решения, касающиеся судеб страны, в отсутствие монарха и участвующем в решении наиболее важных политических решений вместе с монархом. Эти перемены в сознании русского общества нашли наиболее яркое отражение в проекте договора, предложенном королю Сигизмунду III бывшими сторонниками Лжедмитрия II. Проект предусматривал участие «всей земли» в установлении налогов и принятии новых законов.

В таких условиях русское дворянство закономерно должно было проявить интерес к общественному устройству Речи Посполитой, где дворянство обладало очень широкими сословными правами, а его выборные представители участвовали в принятии важных политических решений. Имеем прямые свидетельства (в частности, в записках С. Маскевича), что разные черты общественного устройства Речи Посполитой в этой среде действительно обсуждались[1342].

Создававшиеся объективной исторической ситуацией возможности для диалога между польско-литовским и русским дворянством не были использованы, так как в восточной политике Речи Посполитой получила преобладание иная тенденция, резко расходившаяся с планами и предложениями С. Жолкевского.

Для всей политически активной части польско-литовского дворянства общим было представление о русском обществе как обществе «диком», «варварском», сформировавшемся в условиях господства «тираннической» власти русских государей. Это общее представление служило, однако, основой для разных выводов. С. Жолкевский и люди, разделявшие его взгляды, полагали, что в тесном контакте с более развитым польско-литовским обществом русское общество сможет изжить свои «варварские» черты. Другие представители правящей элиты Речи Посполитой, напротив, полагали, что такое «варварское» общество может быть лишь неравноправным политическим придатком Речи Посполитой, подчиненным ее руководству. Как представляется, именно убеждения такого рода легли у истоков принятого под Смоленском решения не принимать во внимание достигнутой под Москвой договоренности и добиваться подчинения Русского государства власти самого короля Сигизмунда III. Такое решение, судя по всему, было принято Сигизмундом III при участии его ближайших советников — его фаворита подкомория Анджея Боболы и коронного подканцлера Феликса Крыйского. Они рассчитывали осуществить такие планы, обеспечив себе поддержку русской правящей элиты, расположения которой король рассчитывал добиться, раздавая чины и земли.

По вопросу о роли русской правящей элиты в событиях, последовавших за заключением августовского договора, в отечественной исторической литературе выдвигались разные точки зрения. Если советские авторы в работах послевоенных лет обвиняли боярство в предательстве национальных интересов, то С. Ф. Платонов, по существу, освобождал его от какой-либо ответственности за происшедшее. Исследование показало ошибочность обеих этих точек зрения.

Как уже отмечалось выше, заключение августовского договора не было делом узкого круга представителей знати (так называемой «семибоярщины»), как это традиционно считалось в отечественной исторической науке, однако за последовавшие затем события представители правящей элиты, заседавшие в высшем органе государственной власти — Боярской думе, несомненно, несут полную ответственность. Поведение членов Боярской думы, которые принимали от короля чины и должности и выполняли все чаще исходившие от него распоряжения, убеждало Сигизмунда III в реальности его планов и побуждало его к попыткам осуществить их на практике.

Такое поведение русской правящей элиты находит свое объяснение в особенностях ее положения в обществе. Оторванная от своих связей на местах знать сохраняла традиционную монополию на высшие государственные должности благодаря поддержке высшего носителя государственной власти. В условиях начавшейся гражданской войны правящая элита оказалась неспособной серьезно влиять на положение на местах, а ослабевшая центральная власть была не в состоянии сохранить традиционные прерогативы знати в их полном объеме. Получившая распространение практика назначения воевод из числа местных землевладельцев, авторитетных в среде провинциального дворянства, эти прерогативы прямо ущемляло, как и созыв сословных собраний для решения крупных политических вопросов. Если заключение договора об избрании Владислава было делом не только бояр, то это отнюдь не исключает того, что русская политическая элита связывала с этим соглашением свои особые планы. Поддержка нового монарха должна была вернуть этой элите ее традиционное положение в обществе. Отсюда ее далеко заходящая уступчивость по отношению к Сигизмунду III. Вместе с тем следует отметить, что основная часть этой элиты, прежде всего та, которая занимала свое место в силу традиции, вовсе не разделяла планов подчинения России власти Сигизмунда III, которые разрабатывались втайне от нее.