Польско-литовская интервенция в России и русское общество - [12]
В свободное от службы время стрельцы занимались, как и посадские люди, торговлей и промыслами. Власть допускала это, но продававшие на торгу свои изделия или державшие лавки стрельцы должны были наравне с посадскими людьми «полавочное и пошлины всякие давати в государеву казну»[107]. На этой почве были возможны столкновения с собиравшим пошлины финансовым аппаратом государства и возникновение определенной общности интересов посадских людей и стрельцов.
В целом, однако, освобождение от тягла и выплата жалованья, как представляется, обеспечивали государственной власти и ее представителям на местах поддержку стрелецкого войска. Однако в начале XVII в. эта система отношений была серьезно нарушена. В записках С. Немоевского сохранилась запись его разговоров со стремянными стрельцами весной 1606 г. Он записал, что, не получая третий год жалованья, стрельцы ругают царя за то, что вынуждены ходить в самодельной одежде и лаптях (вместо сапог)[108]. Если так обстояло дело с элитной частью стрелецкого войска, охранявшей самого царя, то с выплатой жалованья на местах дело обстояло, конечно, еще хуже. В таких условиях правитель явно не мог рассчитывать на традиционную лояльность стрельцов, а те, в свою очередь, готовы были отдать предпочтение другой власти, которая могла бы обеспечить лучшие условия службы. Утратив поддержку стрелецкого войска, воеводы, не обладавшие авторитетом в глазах местного населения, не располагавшие связями и каналами влияния в незнакомой им среде, оказывались не в состоянии контролировать положение на местах, тем более если они не могли рассчитывать в полной мере на лояльность местных детей боярских.
Другая, большая часть русского общества — «жилецкие люди» — может быть разделена на две большие категории — торгово-ремесленное население городов и крестьянство.
Посадские люди — формирующееся городское сословие — получили целый ряд серьезных оснований для недовольства после перемен в их положении, имевших место во второй половине правления Ивана IV. Во-первых, следует отметить (на что справедливо обращал внимание Р. Г. Скрынников), что резкий рост налогов («тягла») в годы Ливонской войны пал своей тяжестью не только на жителей деревни, но и на посадских людей, что нашло свое выражение в массовом бегстве тяглецов из города. Предпринимавшиеся государством с начала 80-х гг. XVI в. меры по прикреплению тяглецов к традиционным местам обитания и насильственному возвращению беглых на прежние места в полной мере касались и жителей посада[109]. С этого времени стремление использовать возможные перемены для того, чтобы избавиться от тягла, стало для русских горожан постоянным (о чем в иной связи уже было сказано выше).
Очень важной переменой, отрицательно сказавшейся на положении горожан, стала утрата посадами самоуправления, которое они получили по земской реформе 1555–1556 гг. Как показано в исследовании А. П. Павлова, с 70-х гг. XVI в. все большее распространение стала получать практика посылки на места сначала «судей», а затем «воевод», в руки которых постепенно переходили суд и управление посадами[110], что означало резкое ограничение компетенции созданных после земской реформы органов городского самоуправления. Перемены эти вызывали тем более негативную реакцию, что воеводы, никак не связанные с местным обществом, не заинтересованные в каких-либо контактах с ним, рассматривали свою должность как «кормление», за сравнительно кратковременное пребывание на котором следовало выжать из населения как можно больше доходов[111]. Еще на земском соборе 1642 г. в выступлениях представителей городского сословия говорилось о действиях воевод как главной причине «оскудения» посадских людей: «А в городех всякие люди обнищали и оскудали до конца от твоих государевых воевод, а торговые людишка, которые ездят по городам для своего торгового промыслишка, от их же воеводского задержанья и насильства в проездех торгов своих отбыли». Этому неутешительному настоящему противопоставлялись порядки, существовавшие «при прежних государех», когда «посадские люди судилися сами промеж себя, а воевод в городех не было»[112]. Если память о земском самоуправлении сохранялась еще в середине XVII в., то с тем большим основанием можно думать, что такая память сохранялась и в годы Смуты, и от перемены власти в государстве посадские люди ожидали ограничения полномочий воевод и тем самым хотя бы частичного возвращения к прежним порядкам и потому готовы были поддержать новую власть, которая способствовала бы таким переменам[113].
Во второй половине правления Ивана IV подверглась определенным изменениям и структура городского сословия: эти перемены были схожи с изменениями в структуре дворянского сословия (хотя и вызваны к жизни иными причинами) и имели во многом аналогичные последствия.
До 70-х гг. XVI в. посадские общины в наиболее крупных городах России имели сложный характер. Население в них делилось на различные сословные группы — «гостей», образовывавших верхний привилегированный слой городской общины, и простых горожан. «Гости» выделялись из состава общины особым характером лежавшего на них тягла, кроме того, только из их среды выходили стоявшие во главе этих общин «купеческие старосты». Однако, несмотря на существование серьезных различий между гостями и простыми горожанами, и те, и другие принадлежали к одной городской общине, в рамках которой более зажиточная, привилегированная верхушка имела достаточно широкие возможности влияния на простое население посадов.
