Польско-литовская интервенция в России и русское общество - [119]

Если патриарх Гермоген лишь в обшей форме говорил о том, что не следует полагаться на уверения польско-литовской стороны, то создатели воззвания подкрепили эти утверждения конкретными доводами. Подчинившись, подчеркивалось в воззвании, русские люди «в вечную работу и в латинство пошли». Если они не хотят оказаться в порабощении и утратить свою веру, они должны «всею землею общею стати за православную крестьянскую веру, покаместа еще свободны, а не в работе и не в плене разведены».

Одновременно с этим призывом к восстанию ради спасения страны и веры воззвание содержало и обличение находящихся в Москве «предателей крестьянских», которые готовы служить завоевателям «для своего ненасытного грабления». Именно они призывают короля прийти и захватить Москву: «Только, де, не притти самому королю со многими людми к Москве и не вывести с Москвы лучших людей и Московскою, де, землею не владети». Очевидно, планы московских сторонников Сигизмунда III получили огласку, и это способствовало утверждению представления о боярском правительстве в Москве как силе, готовой ради своих корыстных интересов способствовать покорению России захватчиками.

Со сторонниками освободительного движения в Москве было связано появление, по-видимому уже в феврале 1611 г.[1177], еще одного агитационного произведения — «Новой повести о преславном Российском царстве». Ее автор снова (и еще более подробно) обосновывал положения, содержавшиеся в «воззвании смольнян». Как и авторы воззвания, автор «Новой повести» подробно доказывал, что не следует надеяться на то, что Речь Посполитая станет выполнять условия августовского договора, «понеже от давных лет мыслят на наше великое государство все они окаянники и безбожники»[1178]. Вопреки договору в стране находится и разоряет ее иноземное войско, которое одних убивает, а с других взимает «безмерный и неподъятныя кормы», а в Москве иноземный гарнизон притесняет горожан, силой отбирая у них приглянувшееся имущество: посаженный на Казенном дворе «смерд» Федор Андронов пересылает к Сигизмунду «великое царское сокровище», собранное «от многих лет многими государи — самодержцы, великими князи и цари всеа Русии»[1179].

Все это, по мнению автора «Повести», свидетельствовало о том, что Сигизмунд III не только не желает прислать сына в Москву, но «и сам зде жити не хощет». Тяжелым положением, в котором оказалась Россия, когда «извелся» «царский корень» и начались смуты, король хочет воспользоваться, чтобы разорить и поработить Московское государство. Король хочет, говорилось в «Повести», «нас конечно погубити и под меч подклонити, и подружил наши и отроды в работу и в холопи поработити и прижитие наше пограбити». Власть над покоренной и разоренной страной он хочет передать в руки своих «подручников», которые будут собирать для него «дани-обраки всякия тяжкия»[1180].

Сейчас, пока королевская армия задержана под Смоленском, король скрывает свои намерения и обманывает русских людей, но, как только ему удастся овладеть городом и он сможет со своим войском прийти к «царствующему граду», все эти зловещие планы начнут осуществляться[1181].

Автор не только стремится развеять все возможные иллюзии читателя относительно польского короля и его политики, он одновременно убеждает читателя, что тот не должен рассчитывать и на то, что боярское правительство в Москве сможет защитить его интересы. Эти «земледержцы» «растлилися умы своими и восхотеша в велицей славе быти… не по своему достоиньству саны честны достигнути»[1182] и поэтому согласились стать орудием в осуществлении планов польского короля. Эти люди, боярин М. Г. Салтыков и его сторонники, «многих маловременным богатством и славою прельстили и иных закормили и везде свои слухи и доброхоты поистоновили и поизнасадили»[1183]. С иронией и возмущением писал автор «Повести» о «смерде» Федоре Андронове, за которым «полцы велицы всяких чинов люди… ходят и милости и указа от него смотрят»[1184]. Правда, некоторые из «высоких чинов и боярских родов», которые находятся в Москве «по всех по нас жалеют и радят», но они «не могут ничево учинити и не смеют стати»[1185].

Из всего этого следует один главный вывод: русские люди, не полагаясь ни на кого, должны взяться за оружие и стать «храборъски за православную веру и за все великое государство, за православное христианство». Примером для них должны служить защитники Смоленска, отказывающиеся сдать город королевской армии, «великие послы», требующие от короля выполнения условий августовского договора, патриарх Гермоген, один противостоящий проискам изменников в Москве.

«Новая повесть» представляет особый интерес, в частности потому, что, высказывая мысли и соображения, очень близкие к тем, которые излагались в грамотах патриаршего круга, автор этого произведения явно не был в контакте с этим кругом людей. Характерно, что он призывал русских людей подняться на восстание, даже не имея от патриарха «словесного повеления и ручного писания». Такого «повеления» и не могло быть, так как патриарх по своему положению не мог «повелевати на кровь дерзнути»