Польско-литовская интервенция в России и русское общество - [117]

Совсем другой резонанс в обществе получило выступление патриарха Гермогена против короля Сигизмунда III и боярского правительства в Москве. Патриарх стоял у истоков освободительного движения в Москве и на территории Замосковного края[1156]. Патриарх, последовательно поддерживавший во время Смуты царя Василия, первоначально разделял вместе с ним его непопулярность. При низложении царя Василия, а затем при избрании Владислава с его мнением не посчитались. Однако отношение к нему стало меняться, когда ход событий стал подтверждать правильность его предостережений, что польско-литовская сторона не станет выполнять взятые на себя обязательства. Патриарх согласился на избрание Владислава с большими колебаниями и лишь при условии, что королевич примет православную веру[1157]. Гермоген обратился к Владиславу с особым посланием, убеждая его перейти в православие[1158]. Во время переговоров под Смоленском польско-литовская сторона дипломатично заявила, что вопрос о крещении — личное дело королевича[1159]. Однако для патриарха и других духовных лиц, несомненно, имело значение, что одновременно Лев Сапега заявил, что Владислав, как христианин, не нуждается в повторном крещении[1160]. Запись споров по этому поводу между Львом Сапегой и Филаретом была послана Филаретом Гермогену[1161], и это не могло не оказать влияния на позицию последнего. В отличие от членов Думы Гермоген не искал сотрудничества с Сигизмундом III: он не просил короля о подтверждении прав патриархии на ее владения[1162].

В конце ноября 1610 г. произошло первое резкое столкновение между Боярской думой и патриархом. Когда Сигизмунд III потребовал от Боярской думы дать указания послам относительно нужного решения вопроса о Смоленске и Думой были подготовлены тексты грамот, в которых послам предлагалось «во всем положиться на короля»[1163], то была предпринята попытка добиться одобрения этих грамот патриархом и духовными «властями». С этой целью патриарха на его дворе посетили Михаил Глеб. Салтыков и Федор Андронов, а, когда попытка кончилась неудачей, «на утрее» к нему прибыл сам глава Боярской думы кн. Ф. И. Мстиславский. Патриарх не только отказался скрепить своей подписью такие грамоты, но и заявил: «А будет такие грамоты писати, что во всем положитца на королевскую волю и послом о том королю бити челом и клясться на ево волю, и то ведомое стало дело, что нам целовати крест самому королю, а не королевичю и я таких грамот не токмо, что мне руки приложити, и вам не благословляю писати и проклинаю, хто такие грамоты напишет»[1164].

Составление грамот патриарх воспринял как подтверждение уже распространявшихся слухов, что Сигизмунд III желает сам занять русский трон, отсюда — такая острая реакция на представленные ему документы. Но этим патриарх не ограничился, он собрал в Успенском соборе посадских людей Москвы, и здесь приняли решение, «что им королю креста не целовати»[1165]. Тем самым патриарх вступил в открытый конфликт и с королем Сигизмундом, и с группой его русских сторонников, которые готовили почву к переходу в его руки всей власти над Россией, и его действия получили поддержку со стороны московского посада. От более активных действий патриарха удерживал страх перед опасностью со стороны Лжедмитрия II. С его смертью поведение патриарха резко изменилось.

По мнению ряда исследователей, после смерти Лжедмитрия II патриарх открыто призвал население Русского государства к восстанию против польско-литовских интервентов и боярского правительства в Москве.

Уже русские современники по-разному описывали действия, предпринятые патриархом на рубеже 1610/1611 гг. По мнению одних, патриарх лишь «обличал» действия «литовских людей» и «московских изменников», но не призывал к восстанию против них, по утверждениям других, «города» поднялись на восстание именно по призыву патриарха. Споры современников получили продолжение в спорах исследователей[1166].

Как представляется, решению вопроса могут способствовать известия современных событиям польских источников, которые не были известны участникам дискуссии. Прежде всего здесь следует назвать письмо Я. Задзика, отправленное из лагеря под Смоленском 8 января н. ст. 1611 г. В этом письме Задзик сообщал своему патрону, что, узнав о смерти Лжедмитрия II, патриарх публично заявил: «Легко теперь этих поганых и разбойников истребить можем, когда у нас согласие будет и один только в земле неприятель». Тогда же он выразил свое убеждение, что обещания прислать королевича — один обман, а власть над Россией хочет захватить король[1167]. Таким образом, к этому времени в лагере под Смоленском было известно, что после смерти Лжедмитрия II патриарх публично говорил, что следует восстать против незваных пришельцев.

Несколько позже, в конце января, Задзик уже мог сообщить новые известия о положении дел в России. Положение это, по его словам, серьезно ухудшились, так как «патриарх взбунтовал людей», указывая на то, что король не выполняет свои обещания. Так как далее в письме говорится, что «отпали» Нижний Новгород и Рязань[1168], очевидно, что патриарх, как стало известно в смоленском лагере, «взбунтовал» именно население этих городов. Сделать это он мог, лишь посылая туда своих гонцов или свои грамоты.