Польские трупы - [26]

— Вы что, стебанулись? — Доктор Огородик совсем успокоился. — Хотите убить курицу, которая несет золотые яйца? Что это? Что за цирк? Я же говорю, что на сторону не хожу, мы с вами сотрудничаем, и все довольны, нет разве?

— То-то и оно. Уважаемый доктор утверждает, что не крутит дела на стороне, а тут выясняется, скажем так, что крутит. На других работает.

Коротышка гаденько хохотнул.

— А конкретно?

— Вы, пан доктор, — пистолет, как угрызение совести, давил на колени Дыдуха, и детектив снова почувствовал себя омерзительно, — помогли доминиканцам завуалировать преступление. За деньги констатировали естественную смерть. Фу!

— Палёна кура! Ну что вы ко всякой херне цепляетесь? Бросьте. — Огородик, казалось, повеселел, Дыдух тоже улыбнулся — грустно.

— Если я не узнаю всех подробностей этого дела, то мне придется, скажем так, уважаемый доктор, вас пристрелить. — Он поднял пистолет и взвел затвор. Тут что-то наконец начало доходить до врача — он посерьезнел. Потенциальные жертвы не любят этот звук, особенно если раньше его уже слышали.

— Ладно, это уже не смешно. Старичок сидел в кресле. Приблизительно полчаса как отдал концы. Одежда была кое-где порвана, но мне сказали, что его пытались реанимировать. Есть некоторые следы, но вам это мало что скажет…

— Поподробнее, пожалуйста.

— Ну, признаки алкоголизма на лице. Расширенные сосудики на носу и на щеках. Желтая кожа и конъюнктивы. Опухшие веки, пятна на руках и ногах, почти полное отсутствие мышц, кожа да кости, а живот большой, раздавшийся в стороны… ну и прочее. Классические посмертные симптомы злоупотребления. Тем не менее что-то было не так.

— Что было не так?

— Эта порванная сутана…

— Ряса.

— Ряса. Были заметны следы борьбы. На затылке какая-то ссадина. Потом, когда санитар его раздел… свеженький синяк на спине. Большой. А от фиброза и ожирения печени, от цирроза печени, умирают, скорее, по-тихому и долго. Если бы у него лопнули венозные узлы в горле, он, возможно, метался бы, но тогда бы остались следы кровавой рвоты… однако узлов у него не было, не та еще стадия, да и на цирроз не больно похоже. Во всяком случае, я пришел к выводу, что, вероятно, кто-то ему помог. Хотел вызвать полицию, сказал монаху, который там был, что, наверное… И тогда его понесло. Что у покойного священника были проблемы с алкоголем, уже давно, что печень, ну конечно, печень, что в интересах ордена, Церкви и вообще ради всеобщего блага это не должно выйти на свет божий, что Господь милосерден, а доминиканцы не забывают оказанных услуг. Я подумал… печень, да, вроде бы печень, может быть, и печень, какое мне, в конце концов, дело… кожа и кости, вздутый живот, и красочки подходящие — я говорил, что он был желтый? В целом все совпадает. А за те бабки, которые батюшка предлагал, совпадает на сто процентов. Хрестоматийный пример. Вот я и констатировал инфаркт, и делу конец. Церковь и не такие вещи скрывает, а значит…

— Как выглядел тот монах, он был один?

— Один. Старый, худенький, как пацанка, как смерть. Очки с толстыми стеклами… и такая странная татуировка на шее. Что-то наподобие окошка… малюсенького.

Крест, заключенный в квадрат. Отец Адам.

* * *

Он включил кондиционер, но сел в машину не сразу. Выходя от Огородика, он едва сдержал себя, чтобы не блевануть от омерзения прямо в морду этой твари А ведь надо было бы убить паразита, подумал Дыдух. Но на прощание он лишь сказал, что проверку на детекторе лжи тот выдержал, а еще есть информация об осведомителе среди дилеров: надо приостановить продажу товара. Эх… Взять отпуск, где-нибудь отдохнуть. Ждать.

Дыдух позвонил в Варшаву своему приятелю из Центрального следственного управления. И прежде чем успел что-либо сказать, тот выплеснул на него словесный поток: нет, не помогу, хорошего понемножку, да ты что себе воображаешь, теперь система отслеживает каждый запрос, и как мне потом выкручиваться, комиссар Краевский не намерен с тобой разговаривать — приятель, когда был взволнован, имел обыкновение говорить о себе в третьем лице — не звони больше, когда заедешь? тяпнем, а? — Ты — полицейский и по долгу службы имеешь право собирать информацию, да или нет? — спросил Дыдух, когда ему наконец удалось вклиниться. Так вот послушай. И вкратце изложил историю некоего наркодилера, почтенного доктора, которым должен немедленно заняться оперотдел, взять под наблюдение, мужика, того и гляди, начнут разыскивать поставщики, поскольку он намерен на какое-то время залечь на дно.

Дыдух запарковал машину на стоянке и, кивнув пану Юзеку, который с надеждой в голосе спросил, не помыть ли автомобиль, направился в сторону Широкой. Намеченная встреча должна выглядеть случайной, а интересовавший его объект наверняка сидит и пьет кофе в «Klezmer-Hois». Такая уж у него была привычка, и приходил он туда на протяжении многих лет и неизменно в одно и то же время.

Он сидел за столиком перед рестораном в том месте, где была вырублена акация. В белом облачении хорошо смотрелся на фоне еврейских надписей над входом. Шутили, что отец Анджей Пробош пьет здесь экуменический кофе.

— Все еще пытаешься отыскать тех, кого инквизиция изгнала из Испании? — начал с вопроса Дыдух и увидел в глазах Анджея, когда тот встал поздороваться, неподдельную радость от «случайной» встречи. Он снова почувствовал себя мерзко.