Польша или Русь? Литва в составе Российской империи - [82]
Еще раз виленский генерал-губернатор был вынужден вернуться к этой проблеме в начале 1865 года. Он был явно недоволен отношением еврейского населения к изучению русского языка, поэтому последовал циркуляр от 12 января губернаторам и от 25-го числа того же месяца попечителю Виленского учебного округа, который не только напомнил об указаниях 1864 года, но и еще раз строго напомнил об обязательности обучения еврейских мальчиков русскому языку[903].
Впоследствии эти преобразования были охарактеризованы как меры к «обрусению евреев»[904]. На первый взгляд, с таким мнением трудно не согласиться. Ведь эти указания местных властей должны были привести к обучению всех еврейских учеников русскому языку. Напомним, что ни для какой другой национальной группы в Северо-Западном крае обязательное обучение введено не было. Может быть, чиновники думали, что знакомство со светской наукой будет способствовать уменьшению обособленности евреев и тем самым их религиозности? Абсолютно отказаться от такой версии нельзя, но все же более пристальный анализ системы еврейского образования и мотивации местных чиновников показывает, что, называя эти меры просто «обрусением евреев», понимая под «обрусением» ассимиляцию, мы сильно упрощаем ситуацию. Рассмотрим отдельно самые важные нововведения: преобразование училища 1-го разряда в школу русской грамотности (народную школу) и обязательное обучение русскому языку.
Прежде всего надо ответить на вопрос, почему местные власти решили, что казенные еврейские училища 1-го разряда больше не соответствуют правительственным целям. По утверждению многих чиновников учебного округа, число учащихся в еврейских казенных училищах не только не увеличивалось, но даже уменьшалось[905]. Определенную роль при принятии этого решения мог играть и финансовый фактор (уменьшив число преподаваемых предметов, можно обучить большее число учеников), но он один еще не объясняет всей сложности этих перемен.
Вполне вероятно, что часть местных чиновников понимала, что система еврейского образования, введенная в 1840-х годах, не приносит ожидаемых результатов отчасти потому, что евреи не доверяют преподаванию религиозных предметов в казенных училищах[906]. В новых школах преподавались только «общие» предметы, и только по утвержденным правилам, это обучение должно было проводиться «от часа до половины четвертого по полудни»[907], то есть предполагалось, что до полудня еврейские мальчики будут учиться у меламедов (учителей в хедерах). А значит, религиозное обучение, которое тогда было обязательным для детей всех конфессий, оставалось вне сферы внешнего влияния. Вряд ли надо напоминать, что именно религия составляла сущность еврейской инакости (как в восприятии самих евреев, так и в понимании имперских властей). Виленский губернатор Степан Федорович Панютин (1863–1868), открывая еще одну такую школу в Вильне, спешил уверить евреев, что местная власть таким образом намерена «сохранить неприкосновенной исповедываемую ими религию»[908]. Косвенным доказательством в пользу такой аргументации могут служить и предложения члена совета министра народного просвещения Александра Филипповича Постельса, который после осмотра с мая по сентябрь 1864 года всех видов еврейских школ предложил два варианта реформирования казенных еврейских училищ 1-го разряда: там, где еще силен «еврейский фанатизм», исключить из программ еврейские предметы; а в тех местностях, где «еврейское население более свободно от фанатизма», – уменьшить объем преподавания еврейских предметов[909]. Значит, по мнению А. Ф. Постельса, еврейские школы с их общими предметами являлись лишь первой ступенью на пути к интеграции еврейского населения – в этом случае власти отказывались от прямого влияния на религиозные воззрения еврейского населения.
Как мы видим, еврейские народные школы значительно отличались от литовских, учреждаемых в Ковенской губернии: в литовских народных школах дети обучались не только общим предметам, но и Закону Божьему, который католическое духовенство по возможности должно было преподавать на русском языке. Местные чиновники не хотели оставлять переданное в руки католического духовенства религиозное обучение литовских крестьян без контроля, опасаясь, что ксендзы и дальше будут поддерживать в населении «фанатизм» и крестьяне в такие школы не пойдут. Еврейские же мальчики учились у меламедов, как правило, не на русском языке, к тому же и контроль властей в этом случае фактически отсутствовал.
И наконец, власти не пошли по пути тотального преобразования еврейских училищ 1-го разряда в еврейские народные школы. Не решились в 1860-х годах они и совсем закрыть казенные школы и обучать еврейских детей вместе с христианскими, хотя такие предложения постоянно звучали как во внутренних дискуссиях в Северо-Западном крае, так и в общеимперском контексте[910]. Казенные школы остались, потому что в случае исключения «еврейских» предметов из начального обучения еврейские мальчики все равно должны были их учить опять же у меламедов. Если в Вильне власти надеялись на благоприятное влияние выпускников раввинского училища на религиозное обучение еврейских детей, то в других городах и местечках края дети могли попасть под влияние «фанатиков»-меламедов
В истории антифеодальных народных выступлений средневековья значительное место занимает гуситское революционное движение в Чехии 15 века. Оно было наиболее крупным из всех выступлений народов Европы в эпоху классического феодализма. Естественно, что это событие привлекало и привлекает внимание многих исследователей самых различных стран мира. В буржуазной историографии на первое место выдвигались религиозные, иногда национально-освободительные мотивы движения и затушевывался его социальный, антифеодальный смысл.
Таманская армия — объединение Красной армии, действовавшее на юге России в период Гражданской войны. Существовала с 27 августа 1918 года по февраль 1919 года. Имя дано по первоначальному месту дислокации на Таманском полуострове.
В настоящей книге дается материал об отношениях между папством и Русью на протяжении пяти столетий — с начала распространения христианства на Руси до второй половины XV века.
Книга вводит в научный оборот новые и малоизвестные сведения о Русском государстве XV–XVI вв. историко-географического, этнографического и исторического характера, содержащиеся в трудах известного шведского гуманиста, историка, географа, издателя и политического деятеля Олауса Магнуса (1490–1557), который впервые дал картографическое изображение и описание Скандинавского полуострова и сопредельных с ним областей Западной и Восточной Европы, в частности Русского Севера. Его труды основываются на ряде несохранившихся материалов, в том числе и русских, представляющих несомненную научную ценность.
Книга представляет собой исследование англо-афганских и русско-афганских отношений в конце XIX в. по афганскому источнику «Сирадж ат-таварих» – труду официального историографа Файз Мухаммада Катиба, написанному по распоряжению Хабибуллахана, эмира Афганистана в 1901–1919 гг. К исследованию привлекаются другие многочисленные исторические источники на русском, английском, французском и персидском языках. Книга адресована исследователям, научным и практическим работникам, занимающимся проблемами политических и культурных связей Афганистана с Англией и Россией в Новое время.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.