Польша или Русь? Литва в составе Российской империи - [81]
В период правления Александра II (1855–1881) было много нововведений, касавшихся в том числе и еврейского вопроса. «Оттепель» принесла не только позитивное отношение значительной части образованного населения России к интеграции евреев, но и Великие реформы, часть которых не предусматривала никаких дискриминационных мер в отношении евреев. В опубликованных законах о реформе судов и университетов (1864), военной реформе (1874) не было формально дискриминирующих евреев положений[887]. Различные категории евреев получили право жить за пределами черты оседлости: купцы первой гильдии (1859), лица, получившие высшее образование, медики, ремесленники (1865), вышедшие в отставку солдаты (1867).
Таким образом, в первой половине XIX века еврейский вопрос сводился к попытке одновременно решить две проблемы – защитить христианскую часть общества от вредного влияния евреев и интегрировать (аккультурировать) евреев. Первая цель предполагала применение различных дискриминационных мер в отношении евреев (ограничение мобильности, ограничение сфер экономической деятельности, ограничение карьерных возможностей и пр.), часто направленных на сегрегацию, вторая же должна была способствовать интеграции еврейского населения. В 1860-х годах политика в отношении евреев претерпела значительные изменения, что было связано с «польским вопросом».
В современной историографии существует консенсус в том, что в еврейском вопросе переход от политики «исправления» или «позитивного воздействия», направленной на «слияние» или «сближение»[888], к мерам сегрегационного характера произошел в 1880-х годах[889], хотя Дмитрий Аркадьевич Эльяшевич замечает, что в цензурной сфере сдвиги имели место уже в 1860-х годах: с этого периода цензура начинает терять интерес к еврейской религиозной литературе[890]. Сейчас попробую выяснить, как местными и, отчасти, центральными властями понималось «слияние» и «сближение» евреев после подавления восстания 1863–1864 годов. При этом особенное внимание будет уделено инициированным имперскими властями мероприятиям, касавшимся языковой сферы[891].
«Обрусение» по-муравьевски
Имперская политика в Северо-Западном крае после восстания 1863–1864 годов была в первую очередь антипольской, и Дж. Д. Клир, конечно, во многом прав, утверждая, что «Муравьев был слишком занят вешанием поляков, чтобы беспокоиться о евреях»[892], но все же и евреев коснулась политика «обрусения» и, в первую очередь, в контексте антипольской политики имперской власти.
Уже в разгар «польского» восстания 1863–1864 годов часть казенных еврейских начальных училищ была преобразована в народные еврейские школы[893]. Инициаторами преобразования в Вильне могла быть группа маскилов, точнее – виленский казенный раввин О. Н. Штейнберг[894]. В конце 1863 года (скорее всего, в ноябре) по указанию одобрившего идею учреждения новых школ виленского генерал-губернатора М. Н. Муравьева была создана комиссия, в которую вошли и другие маскилы. Комиссия подготовила новые правила обучения еврейских мальчиков[895]. В начале декабря предложения этой комиссии рассматривал педагогический совет виленского раввинского училища и поддержал намеченные преобразования[896]. Что же предусматривали новые правила? Прежде всего, вводилось обязательное обучение еврейских мальчиков русской грамоте; родители обязывались посылать своих детей не только в уже существующие общие, казенные еврейские учебные заведения, к домашним учителям, имевшим право вести домашнее обучение, но также и в открывавшиеся для евреев школы, в которых дети должны обучаться только «общим» предметам («Предметы преподавания в сих школах составляют: русский язык, русское письмо и арифметика»); при этом правилами предусматривался штраф для родителей, не позаботившихся об обучении детей русскому языку[897]. М. Н. Муравьев сразу же, без согласования с Санкт-Петербургом, одобрил новые правила и приказал закрыть в Вильне еврейское училище 1-го разряда и образовать вместо него две новые еврейские школы, по утвержденной программе[898].
Но М. Н. Муравьеву понадобилась настойчивость, чтобы этот проект осуществился[899]. В Министерстве народного просвещения к подобным преобразованиям отнеслись без энтузиазма. Возможно, в министерстве посчитали, что он превысил свои полномочия[900]. Но виленский генерал-губернатор настоял на скорейшем преобразовании учебных заведений[901], и 5 января 1864 года вместо закрытой казенной еврейской школы были открыты две школы русской грамотности (на правах народных училищ) и утверждены новые правила, предусматривавшие как обязательное обучение, так и денежные штрафы[902].
Неудивительно, что М. Н. Муравьев сумел достичь своей цели – с мнением виленского генерал-губернатора тогда должны были считаться многие, в том числе и министры. Но формально министр народного просвещения позволил ему лишь незначительные изменения: в отправленной министерством телеграмме речь шла только о закрытии одной (казенной) и открытии двух новых (народных) школ и ничего не говорилось об обязательном обучении или тотальном изменении всей системы еврейского образования.
В истории антифеодальных народных выступлений средневековья значительное место занимает гуситское революционное движение в Чехии 15 века. Оно было наиболее крупным из всех выступлений народов Европы в эпоху классического феодализма. Естественно, что это событие привлекало и привлекает внимание многих исследователей самых различных стран мира. В буржуазной историографии на первое место выдвигались религиозные, иногда национально-освободительные мотивы движения и затушевывался его социальный, антифеодальный смысл.
Таманская армия — объединение Красной армии, действовавшее на юге России в период Гражданской войны. Существовала с 27 августа 1918 года по февраль 1919 года. Имя дано по первоначальному месту дислокации на Таманском полуострове.
В настоящей книге дается материал об отношениях между папством и Русью на протяжении пяти столетий — с начала распространения христианства на Руси до второй половины XV века.
Книга вводит в научный оборот новые и малоизвестные сведения о Русском государстве XV–XVI вв. историко-географического, этнографического и исторического характера, содержащиеся в трудах известного шведского гуманиста, историка, географа, издателя и политического деятеля Олауса Магнуса (1490–1557), который впервые дал картографическое изображение и описание Скандинавского полуострова и сопредельных с ним областей Западной и Восточной Европы, в частности Русского Севера. Его труды основываются на ряде несохранившихся материалов, в том числе и русских, представляющих несомненную научную ценность.
Книга представляет собой исследование англо-афганских и русско-афганских отношений в конце XIX в. по афганскому источнику «Сирадж ат-таварих» – труду официального историографа Файз Мухаммада Катиба, написанному по распоряжению Хабибуллахана, эмира Афганистана в 1901–1919 гг. К исследованию привлекаются другие многочисленные исторические источники на русском, английском, французском и персидском языках. Книга адресована исследователям, научным и практическим работникам, занимающимся проблемами политических и культурных связей Афганистана с Англией и Россией в Новое время.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.