Польша или Русь? Литва в составе Российской империи - [80]
В «Положении об устройстве евреев» 1804 года много внимания уделяется проблемам образования. При чтении Положения создается впечатление, что власти стремились к интеграции евреев: евреи, не подвергаясь никакой дискриминации, могли учиться в начальной, средней и высшей школе, и никто не имел права вмешиваться в их религиозные убеждения. Один пункт Положения позволял евреям учреждать на частные средства отдельные школы, в которых в обязательном порядке должен был преподаваться один из трех языков: русский, польский или немецкий. Русский, польский и немецкий языки должны были вытеснить «жаргон» и из других публичных сфер жизни евреев. То, что русский язык не является обязательным, но лишь одним из трех предпочтительных (наряду с польским и немецким), показывает, что авторы Положения не имели целью ассимиляцию, скорее всего, они надеялись, что эти языки помогут евреям перенять «европейскую цивилизацию». Вместе с тем, очевидно, власти надеялись, что в будущем переписка на понятном чиновникам языке не позволит евреям заниматься нелегальной деятельностью. Помимо этого, согласно Положению, каждый еврей должен был быть отнесен к одной из четырех категорий: землевладельцев, фабричных рабочих, купцов и мещан. В духе идей эпохи Просвещения авторы Положения подталкивали евреев к «полезному» занятию – земледелию. Результаты этой политики, проводившейся многие десятилетия (официально – до 1866 года, в действительности – до 1881-го), можно оценивать по-разному. В 1900 году более 150 тысяч евреев занимались в России земледелием[879], что значительно превосходило инициативы еврейской аграрной колонизации в США или в Палестине, однако в общем контексте «еврейского вопроса» власти Российской империи не могли считать эти цифры успешными. Тот факт, что Положение 1804 года не только не упразднило кагала, но и, по сравнению с ситуацией конца XVIII века, расширило его полномочия, вновь говорит о том, что власти не слишком стремились к интеграции евреев. Именно в это время Сенат отозвал равное или пропорциональное представительство евреев в институтах самоуправления[880].
Положение 1835 года в сущности подтверждало предыдущее. Одним из самых значительных нововведений было утверждение Положением императорского указа 1827 года, согласно которому евреев брали в рекруты. В еврейских общинах это нововведение вызывало серьезные страхи не только потому, что в русской армии условия службы рекрутов были очень тяжелыми, но и потому, что евреи опасались, что в армии рекруты будут подвергаться давлению и их будут подталкивать к переходу в православие[881]. Несмотря на то что авторы указа 1827 года не преследовали такой цели, позднее – с начала 1850-х годов – принуждение евреев-кантонистов к принятию православия приобрело систематический характер. В 1851 году для евреев была установлена двойная норма рекрутской повинности[882]. В отличие от многих других европейских государств служба евреев в русской армии не привела к уравниванию прав еврейского населения с правами других подданных.
Хотя Положение 1835 года повторяло большинство основных установок Положения 1804 года, в период правления Николая I (1825–1855) мы наблюдаем трансформацию отношения властей к еврейскому вопросу: власти начинают более активно вмешиваться во внутреннюю жизнь еврейской общины. Среди российской правящей элиты в XIX веке можно выделить две точки зрения на решение еврейского вопроса. Группа более либерально мыслящих чиновников предлагала упразднить дискриминирующие законы, предполагая, что в этом случае евреи сольются с окружающим обществом. Однако уже в период правления Александра I в России победила другая концепция, предполагавшая, что сначала евреи должны измениться и только потом им могут быть даны такие же права, как и членам других этнических и конфессиональных групп, относящимся к тому или иному сословию. Основная роль в «перевоспитании» евреев отводилась государству.
Целям интеграции и аккультурации евреев должна была служить и начавшаяся в 1844 году образовательная реформа, предполагавшая учреждение трех типов государственных школ: школ 1-го и 2-го разрядов (соответствовали приходским и уездным училищам) и раввинские училища в Вильне и Житомире (должны были готовить учителей для школ 1-го и 2-го разрядов и казенных раввинов). В еврейских учебных заведениях, в отличие от христианских, значительно большее внимание уделялось преподаванию религии, при этом изучение Талмуда предполагалось только в раввинских семинариях. «Еврейские предметы» должны были преподавать евреи, остальные – учителя-христиане[883]. Во многом именно благодаря этой системе школьного образования сформировалась новая группа – еврейская интеллигенция, перенявшая русскую культуру. Другая заявленная в том же 1844 году реформа об упразднении кагалов, которая могла способствовать интеграции евреев, отчасти осталась на бумаге, поскольку власти не решились упразднить еврейские общины как отдельные единицы и они продолжили отвечать и за сборы налогов, и за исполнение рекрутской повинности[884].
Модель селективной интеграции демонстрировала попытка выделения группы «полезных» евреев (купцы, ремесленники, земледельцы, оседлые мещане, владеющие приносящим доход недвижимым имуществом), которые получили некоторые привилегии
Венеция — имя, ставшее символом изысканной красоты, интригующих тайн и сказочного волшебства. Много написано о ней, но каждый сам открывает для себя Венецию заново. Город, опрокинутый в отражение каналов, дворцы, оживающие в бликах солнечных лучей и воды, — кажется, будто само время струится меж стен домов, помнящих славное прошлое свободолюбивой Венецианской республики, имена тех, кто жил, любил и творил в этом городе. Как прав был Томас Манн, воскликнувший: «Венеция! Что за город! Город неотразимого очарования для человека образованного — в силу своей истории, да и нынешней прелести тоже!» Приятных прогулок по городу дожей и гондольеров, романтиков и влюбленных, Казановы и Бродского!
Книга вводит в научный оборот новые и малоизвестные сведения о Русском государстве XV–XVI вв. историко-географического, этнографического и исторического характера, содержащиеся в трудах известного шведского гуманиста, историка, географа, издателя и политического деятеля Олауса Магнуса (1490–1557), который впервые дал картографическое изображение и описание Скандинавского полуострова и сопредельных с ним областей Западной и Восточной Европы, в частности Русского Севера. Его труды основываются на ряде несохранившихся материалов, в том числе и русских, представляющих несомненную научную ценность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Дмитрий Алексеевич Мачинский (1937–2012) — видный отечественный историк и археолог, многолетний сотрудник Эрмитажа, проникновенный толкователь русской истории и литературы. Вся его многогранная деятельность ученого подчинялась главной задаче — исследованию исторического контекста вычленения славянской общности, особенностей формирования этносоциума «русь» и процессов, приведших к образованию первого Русского государства. Полем его исследования были все наиболее яркие явления предыстории России, от майкопской культуры и памятников Хакасско-Минусинской котловины (IV–III тыс.
Книга представляет собой исследование англо-афганских и русско-афганских отношений в конце XIX в. по афганскому источнику «Сирадж ат-таварих» – труду официального историографа Файз Мухаммада Катиба, написанному по распоряжению Хабибуллахана, эмира Афганистана в 1901–1919 гг. К исследованию привлекаются другие многочисленные исторические источники на русском, английском, французском и персидском языках. Книга адресована исследователям, научным и практическим работникам, занимающимся проблемами политических и культурных связей Афганистана с Англией и Россией в Новое время.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.