Польша или Русь? Литва в составе Российской империи - [65]
Был подготовлен новый вариант временных правил, в котором снова для белорусов-католиков преподавание Закона Божьего предусматривалось на «местном наречии», а для литовцев – на литовском[661]. Ситуация с преподаванием Закона Божьего католикам не изменилась после обсуждения этого варианта в Западном комитете, и во временных правилах, утвержденных императором 23 марта 1863 года, осталось положение о преподавании этого предмета «на местном наречии»[662]. Многое в этом случае зависело от применения правил на практике. Особую важность получала интерпретация понятия «местное наречие».
Несмотря на то что данных о распространении белорусского языка в народных школах в этот период пока недостаточно, все же можно предположить, что часто без белорусского языка учителя не могли обходиться не только при преподавании Закона Божьего католикам[663] (а скорее всего – и православным), но и в других случаях. Все же в инструкции, данной в октябре 1863 года, попечитель Виленского учебного округа А. П. Ширинский-Шихматов приказал следить за тем, чтобы преподавание Закона Божьего детям католиков «производилось на их родном языке, то есть на русском», но вместе с тем в инструкции был пункт, в котором приказывалось «обратить внимание на употребление в училищах местного белорусского наречия: в какой мере полезно и необходимо его допущение»[664]. И позднее российские чиновники признавали, что, по крайней мере в некоторых местах, например в Витебской губернии, «знание белорусского наречия необходимо учителям при первом знакомстве их с детьми», но «в преподавании на белорусском наречии, или в издании народных книжек на нем, не чувствуется ни малейшей потребности»[665].
Дискуссия в печати показывает, что «Временные правила» действительно считались временными. Аксаковский «День» летом 1863 года агитировал за «право гражданства местному Белорусскому наречию», то есть за то, чтобы белорусы сначала научились читать и писать по-белорусски и только потом – по-русски[666]. Взгляд на эти правила как на временный документ подтверждает и циркуляр М. Н. Муравьева от 1 января 1864 года, который допускал «обучение языку жмудскому как местному наречию» (как и, конечно, обучение Закону Божьему на этом языке), хотя это, как уже отмечалось, и не было предусмотрено «Временными правилами». Не менее любопытно М. Н. Муравьев поступил и с преподаванием Закона Божьего белорусам. В циркуляре генерал-губернатор ссылается на «Временные правила», главной задачей которых видит запрещение обучать крестьян польскому языку, но прямого указания преподавать Закон Божий католикам по-русски или «на местном наречии» в этом документе мы не найдем. Более того, М. Н. Муравьев указал, что «в тех местностях, где находятся православные крестьяне, отнюдь не были они обучаемы Закону Божьему по польским катехизисам»[667]. Поскольку в циркуляре запрещение касалось только православных учеников, а ситуация с литовцами оговаривалась отдельно, белорусы-католики и в дальнейшем должны были учиться Закону Божьему по польским катехизисам. Такой вывод подтверждает и дальнейший ход событий. Во-первых, М. Н. Муравьев не предпринял никаких шагов для обеспечения народных школ краткими католическими катехизисами на русском языке. Во-вторых, по указанию М. Н. Муравьева, с 1864/65 учебного года в гимназиях и прогимназиях вводилось преподавание Закона Божьего на русском языке[668]. Во всех документах очень ясно и недвусмысленно указывалось, что эта мера касается именно средних учебных заведений. Обучение Закону Божьему католиков на русском языке во всех школах Северо-Западного края (кроме Жемайтии) было введено только при преемнике М. Н. Муравьева К. П. Кауфмане с 1865/66 учебного года[669]. С этого момента все предметы в начальных школах белорусским детям должны были преподаваться на русском языке.
Преградой, не позволившей преподавать на русском языке Закон Божий белорусам-католикам, было понятие русскости и польскости. Очень часто при определении национальной принадлежности крестьян главным критерием была конфессиональная принадлежность: католики считались поляками (или, по крайней мере, «потенциальными поляками»), а православные – русскими («потенциальными русскими»). В начале 1860-х годов чиновники Министерства внутренних дел при обработке данных национальной статистики обнаружили, что «племенное происхождение ‹…› в низших сословиях затемнялось религиозным различием»[670]. Считалось, что и сами крестьяне так определяли свою национальную принадлежность[671]. Поэтому русский язык мог считаться относящимся только к православной, но ни в коем случае не к католической церкви.
Второй причиной, скорее всего, была недостаточная уверенность в русскости православных крестьян. Хотя М. Н. Муравьев декларативно утверждал, что крестьянство, и в первую очередь – православное крестьянство, составляет опору Российской империи в этом крае, в то же самое время он признавал, что католичество и польскость оставили глубокие следы и среди православного населения: «Население это, по большинству исповедующее православную веру, при значительном влиянии на нее римско-католического духовенства и помещиков, почти исключительно поляков, исповедует православную веру только номинально, усвоив между тем в общежитии обряды церкви католической, и вследствие сего необходимо предварительно упрочить в нем ослабевшее православие»
В книге анализируются армяно-византийские политические отношения в IX–XI вв., история византийского завоевания Армении, административная структура армянских фем, истоки армянского самоуправления. Изложена история арабского и сельджукского завоеваний Армении. Подробно исследуется еретическое движение тондракитов.
Экономические дискуссии 20-х годов / Отв. ред. Л. И. Абалкин. - М.: Экономика, 1989. - 142 с. — ISBN 5-282—00238-8 В книге анализируется содержание полемики, происходившей в период становления советской экономической науки: споры о сущности переходного периода; о путях развития крестьянского хозяйства; о плане и рынке, методах планирования и регулирования рыночной конъюнктуры; о ценообразовании и кредиту; об источниках и темпах роста экономики. Значительное место отводится дискуссиям по проблемам методологии политической экономии, трактовкам фундаментальных категорий экономической теории. Для широкого круга читателей, интересующихся историей экономической мысли. Ответственный редактор — академик Л.
«История феодальных государств домогольской Индии и, в частности, Делийского султаната не исследовалась специально в советской востоковедной науке. Настоящая работа не претендует на исследование всех аспектов истории Делийского султаната XIII–XIV вв. В ней лишь делается попытка систематизации и анализа данных доступных… источников, проливающих свет на некоторые общие вопросы экономической, социальной и политической истории султаната, в частности на развитие форм собственности, положения крестьянства…» — из предисловия к книге.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.