Польша или Русь? Литва в составе Российской империи - [42]
По указанию М. Н. Муравьева вывески всех учреждений, объявления и выписываемые счета должны отныне были писаться на русском, а не на польском языке. Польский язык исключался из какой бы то ни было официальной переписки, он не мог больше быть языком официального общения чиновников, на польском языке запрещалось говорить в публичных местах, были закрыты все польские библиотеки. Позже эти запреты повторил и расширил соответствующими указами генерал-губернатор К. П. Кауфман: общение на польском языке было запрещено во всех учреждениях и даже на улицах, в местах скопления жителей, а также во всех общественных местах и вообще везде, где собирались люди, а именно: в гостиницах, корчмах, в буфетах, в кафе, в парках, в магазинах и пр., если употребление польского языка выходило за рамки частной беседы. В государственных учреждениях появились таблички с надписью «По-польски говорить воспрещается» (или «Говорить по-польски воспрещается»). Были изменены и названия улиц – в Вильне появились улицы, получившие названия русских городов, – Архангельская, Саратовская, Смоленская, Царицынская, Тамбовская и другие. Был закрыт в Вильне и польский театр: последний спектакль на польском языке был показан в 1864 году. В конце 1860-х годов чиновники Виленского учебного округа и настроенные лояльно по отношению к властям католические священники (Фердинанд Естафьевич Сенчиковский и другие) предлагали запретить и надписи на польском языке на надгробиях, но власти на этот шаг не решились[429]. Не запрещали власти и надписей в латинской графике на литовских надгробиях.
Меры элиминации польского языка из публичного пространства Северо-Западного края были значительно более жесткими, чем в Царстве Польском. Различная трактовка публичных функций польского языка на западных окраинах империи иногда приводила к курьезам. Так, начальник III отделения П. А. Шувалов критиковал ситуацию, когда пассажирам, едущим в вагоне по территории Царства Польского или внутренних губерний России, разрешалось говорить по-польски, но во время остановки того же вагона в Ковне говорить по-польски уже было нельзя[430].
Имперские чиновники прекрасно понимали, что элиминация польского языка из публичной жизни – непростая задача. Так, один из важнейших героев этой книги Н. Н. Новиков жаловался И. С. Аксакову, что не только дворяне и крестьяне, но и евреи в государственные учреждения часто обращаются на польском языке[431]. Для того чтобы в корне изменить языковую ситуацию в Северо-Западном крае, требовалось системное насаждение русского языка, прежде всего – в школах.
«Деполонизация» школ
Для того чтобы характер перемен, имевших место после восстания 1863–1864 годов, был более понятен и нагляден, кратко рассмотрим, какое место занимал польский язык в публичной жизни Северо-Западного края до восстания. Как уже отмечалось, со вступлением на престол Александра II в 1855 году началась «оттепель»: были созданы условия для постепенного возвращения в общественную жизнь и польского языка. В конце 1856 года император дал согласие на возвращение польского языка как предмета в средние школы Северо-Западного края. Правда, польский язык должен был изучаться по программе преподавания иностранных языков, то есть предусматривалось преподавание только грамматики, но не литературы и на предмет отводился только один или два часа в неделю[432]. В Киевском учебном округе эти изменения были осуществлены в 1860 году[433]. На просьбу дворянства вернуть польский язык как язык преподавания местная власть Виленского учебного округа реагировала отрицательно. Его попечитель А. П. Ширинский-Шихматов видел в требовании вернуть преподавание в гимназиях на польском языке одну импликацию: если преподавание на польском языке будет введено в школах, не останется никакого основания отказываться от введения польского языка в судах и администрации[434]. Однако до начала восстания 1863–1864 годов имперские власти признавали, что поляки могут изучать польский язык как предмет.
После начала восстания имперские власти решили пересмотреть статус польского языка в учебных заведениях[435]. Сначала в столице были определенные сомнения. В начале 1863 года министр народного просвещения Александр Васильевич Головнин обратился к Александру II с предложением элиминировать польский язык из государственных школ. По указанию императора в связи с этим был послан запрос генерал-губернатору Северо-Западного края и попечителям учебных округов, которые поддержали это предложение. После чего предложение 9 июля того же года поддержал Западный комитет[436] и 18 июля его утвердил Александр II. Однако часто оппонировавший антипольским мерам министр внутренних дел П. А. Валуев, не участвовавший в заседании 9 июля, постарался убедить А. В. Головнина, что эту меру следует отозвать. Несмотря на то что имперские власти старались избегать пересмотра принятых ими решений, на этот раз А. В. Головнин прислушался к мнению П. А. Валуева, и 1 августа 1863 года решение было изменено: было решено пока не назначать новых учителей польского языка на свободные места, а вопрос об упразднении этих должностей (а вместе с ними и предмета) решать вместе с находившимся в то время в стадии рассмотрения вопросом о новом статусе гимназий
В своей новой книге видный исследователь Античности Ангелос Ханиотис рассматривает эпоху эллинизма в неожиданном ракурсе. Он не ограничивает период эллинизма традиционными хронологическими рамками — от завоеваний Александра Македонского до падения царства Птолемеев (336–30 гг. до н. э.), но говорит о «долгом эллинизме», то есть предлагает читателям взглянуть, как греческий мир, в предыдущую эпоху раскинувшийся от Средиземноморья до Индии, существовал в рамках ранней Римской империи, вплоть до смерти императора Адриана (138 г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.
В книге рассказывается об истории открытия и исследованиях одной из самых древних и загадочных культур доколумбовой Мезоамерики — ольмекской культуры. Дается характеристика наиболее крупных ольмекских центров (Сан-Лоренсо, Ла-Венты, Трес-Сапотес), рассматриваются проблемы интерпретации ольмекского искусства и религиозной системы. Автор — Табарев Андрей Владимирович — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. Основная сфера интересов — культуры каменного века тихоокеанского бассейна и доколумбовой Америки;.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.
В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.