Польша или Русь? Литва в составе Российской империи - [21]
Именно в издании ИРГО в 1861 году была опубликована статья М. О. Лебедкина, в которой четко прослеживалась идеологическая позиция автора[205]. Описывая прошлое Литвы, Лебедкин полностью следовал схеме Н. Г. Устрялова, трактовавшего Великое княжество Литовское как Западную Русь, которую абсолютно правомочно в XVIII веке вернула Екатерина II, кроме того, в тексте подчеркивалось, что только славяне и литовцы являются коренными жителями этой территории, все остальные (прежде всего – поляки) – пришлые, и большинство жителей края составляют русские. И все же, несмотря на такую интерпретацию истории края, в статье приводятся неожиданные данные этнической статистики. Лебедкин пишет о гораздо большем по сравнению с данными, опубликованными в том же 1851 году П. И. Кёппеном, числе литовцев[206]. Согласно М. О. Лебедкину, Виленская губерния, за исключением Вилейского и Дисненского уездов, является ареалом доминирования литовцев, поскольку их здесь насчитывается гораздо больше, чем восточных славян (почти 419 тысяч литовцев и менее 162 тысяч славян)[207]. Следует отметить, что использование М. О. Лебедкиным обычных для этнографии и статистики того времени критериев, то есть прежде всего языка, равно как и использование наиболее часто употреблявшегося в политической практике того времени маркера – религии, должно было дать гораздо более скромное число литовцев.
Спор об определяющих этническую принадлежность критериях разгорелся через десятилетие. В то время правящей и интеллектуальной элите империи информация об этническом составе населения была необходима как по практическим соображениям (например, при планировании введения преподавания на родном языке в начальных школах следовало знать, на каком языке говорят местные жители), так и по соображениям идеологического порядка (аргументы в споре с поляками о том, кому должен принадлежать Западный край).
Инструментализация этнической статистики в политических целях ясно прослеживается как в большинстве официальных и полуофициальных публикаций 1860-х годов, так и в опубликованных офицерами Генерального штаба описаниях губерний. Павел Осипович Бобровский, собирая сведения о Гродненской губернии, писал, что результаты работы должны будут опровергнуть измышления поляков об этом крае[208]. Часть авторов подчеркивает, что, согласно имеющимся у них статистическим данным, этот край русский, а не польский. Правда, если в одном случае наиболее весомым аргументом была конфессиональная принадлежность жителей (православные в Минской губернии составляют большинство)[209], то в другом случае упор делался на происхождение и язык (Гродненская губерния)[210].
Более труден для интерпретации случай русского и французского атласов, подготовленных к печати Родериком Федоровичем Эркертом (Roderich von Erckert). Витаутас Пятронис (Vytautas Petronis) отмечает, что во французской версии территории проживания входящих, согласно главенствующей в то время в российском дискурсе идее, вместе с великороссами в состав триединой русской народности белорусов и украинцев занимают большую территорию, чем в русской версии атласа. При этом в русской версии в сравнении с французской бóльшую территорию занимают поляки. Таким образом, атлас, предназначенный для Западной Европы, должен был опровергнуть польскую пропаганду, утверждавшую, что эта территория является польской; русская же версия атласа демонстрировала, какую большую опасность представляют собой поляки, и таким образом подталкивала к применению радикальных антипольских мер[211]. Желание во французской версии атласа показать максимально бóльшую площадь населенного «русскими» ареала достаточно понятно[212]. Однако в случае русского атласа такая логика выглядит довольно странно. Дело в том, что большинство ревнителей «русского дела» считало, что и российскому обществу недостает знаний о Западном крае, оно не до конца понимает, что этот край с этнической точки зрения является русским. То есть такая же пропаганда, что и в отношении Западной Европы, была необходима и внутри империи. Помимо прочего, подтверждает такое мнение и сравнение атласов. Так, в русской версии территория доминирования русского населения в Белостокском уезде занимает значительно бóльшую площадь, чем во французском атласе; а на литовской территории Свенцянского, Виленского и Лидского уездов в русском атласе появляется множество «русских» островов, отсутствующих во французской версии[213].
При этом интерпретация другого атласа, вышедшего в то же время, не вызывает таких сложностей. «Атлас народонаселения Западно-Русского края по вероисповеданиям» (подготовка атласа была начата Помпеем Николаевичем Батюшковым, но бóльшая часть работы выполнена офицером Генерального штаба Александром Федоровичем Риттихом) является еще более ярким примером манипуляции этнической статистикой[214]. М. Д. Долбилов, сравнивая два издания этого атласа (1863 и 1864 годов), отмечает, что число славян-католиков увеличилось ровно на столько, на сколько уменьшилось число литовцев-католиков, то есть на 268 176. Очевидно, что никакое новое исследование не проводилось, просто несколько тысяч католиков были перенесены в другую графу
В монографии показана эволюция политики Византии на Ближнем Востоке в изучаемый период. Рассмотрены отношения Византии с сельджукскими эмиратами Малой Азии, с государствами крестоносцев и арабскими эмиратами Сирии, Месопотамии и Палестины. Использован большой фактический материал, извлеченный из источников как документального, так и нарративного характера.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.
В книге рассказывается об истории открытия и исследованиях одной из самых древних и загадочных культур доколумбовой Мезоамерики — ольмекской культуры. Дается характеристика наиболее крупных ольмекских центров (Сан-Лоренсо, Ла-Венты, Трес-Сапотес), рассматриваются проблемы интерпретации ольмекского искусства и религиозной системы. Автор — Табарев Андрей Владимирович — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. Основная сфера интересов — культуры каменного века тихоокеанского бассейна и доколумбовой Америки;.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.
В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.