Половодье. Книга первая - [14]

Гроза сваливалась на село. Встряхивал землю гром. Дико и зловеще металась по небу молния. Она озаряла все вокруг ослепительно-синеватым светом, выискивая тех, кому уготована кара божья. Месяц назад удар пришелся на заимку баптистов с Подборной. Сколько ни обкладывали хозяйку дерном, не отошла — сажей подернулась вся.

Захар боялся грозы. Закупоривал дом — закрывал вьюшки у труб, ставни, двери. Но сегодня очумел с ночной облавой. А Демка, поди, еще не вернулся с выгона. Не торопится, варнак, на ходу спит.

В короткую минуту затишья до слуха Захара донесся курлыкающий звук открываемой калитки. Кто-то входил во двор. Собаки не лаяли. Наверное, Дарья. И чего по такому ливню идти отчаялась? Могла б и обождать, повременить малость.

Всю ночь не сомкнул Захар глаз, натерпелся страха. Отоспаться бы теперь. Да сон не шел, будто его кто метлой отмахивал. Тяжелый гуд стоял в голове.

В сенях заскрипели половицы, резко хлопнула дверь.

— Хозяева есть? — донесся до Захара сиплый мужской голос.

Мельник вздрогнул и схватил лежавшую на постели винтовку: нервы не выдержали. Однако одумался. Кто из лихих людей осмелится войти к нему среди бела дня?

Из прихожей слышалось нетерпеливое потоптывание. Бобров хотел повесить берданку на гвоздь, но пальцы не слушались. Будто судорогой свело их. И все это от треклятой ночи. А там, в передней, не иначе как сосед. Ведь заходят же к Захару мужики по делам. Может, механик Ливкин сподобился? На грозу не посмотрел. В эдакую непогодь и своего голоса не узнаешь.

Мельник отшвырнул винтовку в угол, на кучу тряпья, и распахнул дверь. И странное дело: спокойствие вернулось к нему, хотя именно теперь он был лицом к лицу с опасностью.

У порога стоял мужчина в матросском бушлате и черной папахе, с которой тонкими струйками стекала мутная вода. Большим пальцем правой руки он покручивал ус, внимательно разглядывая хозяина.

— Не признаешь, Федосеевич? — заговорил пришелец.

— Плохо стал видеть, — глухо ответил Захар. — Плохо.

— Ты откуда это ехал ни свет ни заря? А?

— В Галчиху обернулся… В Галчиху. А ты кто таков? Чей будешь?

— Я?.. Поди, Петруху Горбаня знаешь?

— Петруху?.. Слышал, любезный. Слышал. Оно ить как не знать, коли в одном селе. Я тебя ишшо малым помню. А касательно всего прочего, так нечистый попутал. Стар стал. Из ума выжил. Пощади, Петрованушка…

— Успокойся. Не трону, — медленно проговорил Петруха, утирая лицо широкой ладонью. — Однако брось шутить наперед. Где был ночью? У Семисосенок?

— Там… Винюсь, Петруша… Винюсь… Винюсь… — Захарово сердце снова набирало разбег. Бросило в жар.

— Запомни, Федосеевич: голый, что святой — беды не боится. А если б тебя с ружьем повстречали, не ушел бы. Хлопцы бьют метко. Нет тебе расчета вражду иметь с нами.

— Нету. Никак нету, Петруша. Все понимаю. Все…

— Некогда мне. Поди, за милицией в волость послали? — Петруха испытующе посмотрел на мельника.

— Не я… не я посылал, хоша и племяш Ванька поехал, — ответил Захар, цепляясь руками за косяки двери. — Перед тобой я, как на духу. Винюсь.

— Вот видишь, какой ты есть гад, Федосеевич? С тобой подобру-поздорову, а ты вон что замыслил.

— Каюсь, Петрованушка. Не я один. И другие…

— Знаю. Так как же быть с деньгами? Они нам к спеху нужны. Не бойся. Отдадим, когда власть народную установим, если с контрой водиться не будешь. Понял?

— Все понимаю. Если требоваится… Я сейчас… Не задержу, Петруша.

Захар попятился в горницу. Петруха пошел за ним. Увидел берданку, разрядил ее, деловито осведомился:

— Есть еще патроны?

— Есть. Как не быть. Все забирай, милок, все. Вон, значит, патронташ на стенке. Там десятка полтора, не мене. Только потом возверни берданку… Возверни.

Захар достал из сундука пачку, отсчитал тысячу рублей, прибавил еще два — три кредитных билета. Сказал, осмелев немного:

— Вы б к Степану Перфильевичу подступились. У него, чай, поболе взять можно. Богат купец! Не нам чета! Ух, богат!

— Возьмем и у него, — Петруха забрал деньги, патроны и вместе с хозяином вышел на крыльцо. Еще лил дождь. Пузырились лужи. Демка рыл канавы для стока воды.

— О записке и о том, что приходил к тебе, лучше молчать, чтобы неприятностей не было, — просто сказал на прощание гость. — Сам понимаешь: власть теперешняя шаткая. Нету у нее крепости. Полетит она. А мы все помним: и доброе, и плохое.

И не спеша ушел в непогодь, нахлобучив на глаза папаху.

— Расписочку бы получить. Чтоб потом не обошли с расчетом, — крикнул с крыльца мельник.

— Отдадим и так… не бойся, — донеслось от ворот.

— Ты пустил? — спросил Захар у Демки, кивнув в сторону Петрухи.

— Я.

— А ты знаешь его, дурья твоя голова?

— Он ничо не говорил. Тока говорит: на собак цыкни. Я и цыкнул, — улыбаясь, ответил Демка.

— Ладно, — Захар Федосеевич махнул рукой и пошел в дом. Дышалось легче, будто гора с плеч свалилась. Потянуло ко сну.

Разведрилось, солнце поднималось к полудню, когда Ванька привел в село милицию. На поимку кустарей приехали двадцать пять человек во главе с начальником отряда Марышкиным.

Порыскав в окрестностях Покровского, милиционеры возвратились в волость ни с чем. О своей встрече с Петрухой Горбанем Захар Федосеевич умолчал.