Половецкое поле - [15]
С того места, где воевода пил квас, заметил Иван двух иноземцев — под навесом у ближнего по правому ряду сапожного ларя.
Кликнув Вяземского, он велел ему проведать, о чем гости ведут речь.
Проехав еще немного вперед, боярин отдал коня опричнику и незаметно пробился к ларю. Говорили по-английски, и Афанасий узнал, что худой, в коричневом плаще и высокой шляпе, — ганзейский купец, а коренастый, рыжебородый, с пистолетом за поясом, — англичанин.
Широко расставив ноги и поглядывая в толпу насмешливо сощуренными глазами, он спрашивал голландца:
— Вы недовольны, Эльс Питерс? Говорите, что русские— сварливый народ?
— Да-да! — с горячностью отвечал голландец. — Спесивый и своекорыстный народ. И я в своих записках настойчиво предостерегал культурный мир от общения с этой страной.
— Хо-о-о, вы хитрец, Эльс Питерс! Сами вы пятый раз тут. Как раскупаются ваши сукна в Московии?
— Сэр!.. Не корысть торгаша, страсть ученого приводит меня сюда всякий раз. Но теперь — довольно! Я устал от этого народа!
Англичанин буркнул что-то, чего Вяземский не разобрал, потом встал боком к собеседнику и некоторое время с любопытством наблюдал за работой сапожников в ларе.
— Однако же русские — весьма энергичные люди и ловкие, — покачал он головой. — Они хорошо понимают, что и как купить и продать повыгоднее. И во многих ремеслах искусны на редкость. Вот сапоги, потом платье, оружие они делают с быстротой удивительной. У них есть даже рынок готовых домов — «Скородом»!.. Простите, герр, дела!.. — внезапно оборвал он, заметив кого-то в толпе, и, небрежно кивнув, ушел.
Вяземский из любопытства последовал за ним, но англичанин скоро затерялся в толчее. Боярин свернул в Красные ряды, желая догнать царя.
В одном месте его надолго притиснули к прилавку богатого ларя. Дородный купчина, одетый Из-за жары только в малиновую ферязь, кричал через головы в ларь напротив зычным, веселым голосом:
— Да нешто убыточно ноне одарить царского слугу полуштукой бархата?! Ты, Елизарий, припомни, сколь много бояре допрежь грабили… А торговлишка была плевая, не в пример нонешней.
— Щедр, Ефрем, щедр ноне ты! — также весело гудел в ответ сосед, встряхивая перед покупательницами цветастый полушалок. — И смекалкой остер: обласкать дьяка торгового приказа — дело не убыточное!
— Держи нос по ветру, купец-молодец!..
— Смекаю! Нам вся стать радеть за государя. Вольный для нас царь — Иван Васильевич!.. Любо-дорого, что деется на Москве! И от Астрахани — купцы! И с полуночи— гости! Купи, продавай — денежке ход давай!..
К ларям еще теснее прихлынул народ, и купцы рьяно взялись за дело. Под солнцем во множестве рук засияли узорочьем ярким и зашумели, разворачиваясь, и восточные пестрые ткани, и шелка, и атлас, и драгоценные кружева голландские, и тяжелые сукна ганзейские, и ленты, и русские полотна, что снега белые…
Вяземский долго и с сердитым старанием выбирался из толпы.
В знойном воздухе июльского полдня над кипучим, многоцветным Китай-городом неумолчно колыхался шум — тяжелый, густой и разнозвучный.
В самом конце Красных рядов боярин догнал царя.
Перед Иваном на коленях согнулся в поклоне купец, разостлав сивую бородищу у передних копыт государева коня. За стариком, заступив весь проход меж ларями, крепкой стеной стояли краснорядцы, каждый со штукой дорогого товара. Народ вокруг глазел на царя — кто с любопытством, а кто со страхом.
Вяземский протолкался в первый ряд, когда купец, обеими руками прижимая бороду к груди, говорил царю:
— Осударь-батюшка, Иван Васильевич! От всех торговых людишек московских, по согласию их дружному, благодарно приносим дары наши в казну царскую…
Вились во множестве мухи, зудели надоедливо. Белогривый конь царя зло сек хвостом по крупу и косил на людей сверкающим синим глазом. Грозный покачивался в седле, молчал, приглядывался к человеческой стене перед ним.
Тогда от краснорядцев шагнул еще один — высокий и статный. Откланявшись, он протянул царю штуку бархата и сказал смело:
— Государь, возьми дары от купечества московского! Молим у тебя меньшей против иноземцев пошлины с нас и прочих торговых вольностей.
Иван засмеялся беззвучно и закивал одобрительно головой. Потом негромко бросил Челяднину-Федорову:
— Останься! Прими в казну все.
И, молодо привстав на стременах, взмахнул посохом, взятым за середину, обрадовал купцов милостивым и щедрым повелением:
— Отныне жалую московских торговых людей двумя летами беспошлинной гостьбы на Москве, а также — от новгородских и псковских земель до Астрахани и Сибири и во всех иных концах государства нашего, куда вам ходить прибыльно будет! Не ленитесь, приумножайте деньгу свою и будьте помощниками казне царской. Приманивайте к богатствам Русской земли потребных нам людей, искусных в ремесле, художествах, а также умелых в древних и новых языках! Все пойдет во славу и крепость Москвы!
Еще раз взмахнул посохом и послал коня вперед, разрезая надвое живую стену.
— Ай да палица-царица! — озорно шумнул вслед юркий посадский, все время толкавшийся за спиной у Вяземского. — Вся в узорочье, а страховидная!..
— Не взбрыкивай ты, жеребчик! — одернул его коваль в кожаном переднике, с инструментом, связкой подков и мешочком ухналей у пояса. — На правеж угодишь… подкуют!

Василий Кириллович Камянский родился в 1912 г. в станице Екатериновская, Краснодарского края. Образование получил высшее — окончил исторический факультет педагогического института. Служил в рядах Советской Армии с декабря 1936 г. по февраль 1946 г. Участвовал в Великой Отечественной войне с самого начала ее и до конца, занимая должности — ст. адъютанта отдельного саперного батальона, помощника начальника, а затем начальника оперативного отделения штаба стрелковой дивизии. Награжден орденами — Красного Знамени, Отечественной войны 1-й степени, Красной Звезды и пятью медалями.Член КПСС с 1940 г.Газетные очерки, статьи, рецензии начал печатать в периодической печати с 1946 г.

Исторический роман Акакия Белиашвили "Бесики" отражает одну из самых трагических эпох истории Грузии — вторую половину XVIII века. Грузинский народ, обессиленный кровопролитными войнами с персидскими и турецкими захватчиками, нашёл единственную возможность спасти национальное существование в дружбе с Россией.

Драматичная повесть белорусского писателя о Российской империи времен крепостничества, о судьбах крепостных балерин, принадлежавших шкловскому помещику Семену Зоричу.

Каким был легендарный властитель Крита, мудрый законодатель, строитель городов и кораблей, силу которого признавала вся Эллада? Об этом в своём романе «Я, Минос, царь Крита» размышляет современный немецкий писатель Ганс Эйнсле.

«Екатериною восторгались, как мы восторгаемся артистом, открывающим и вызывающим самим нам дотоле неведомые силы и ощущения; она нравилась потому, что через неё стали нравиться самим себе».В.О. Ключевский «Императрица Екатерина II»Новый роман молодого современного писателя Константина Новикова рассказывает о детских и юношеских годах Ангальт-Цербстской принцессы Софии-Фредерики, будущей российской императрицы Екатерины II.

«Русь верила своему великому князю. Верила, несмотря на его поражение и горе, что он принёс ей. И он, великий князь Игорь, оправдает это доверие. Прежде он ощущал себя только великим киевским князем, теперь своим великим князем его признала вся Русская земля. С этой великой силой никто и ничто не сможет помешать свершению его сокровенных давних планов. Он мечом раздвинет рубежи Руси! Обязательно раздвинет!..»Андрей Серба «Мечом раздвину рубежи!»Роман А. Сербы воссоздаёт времена княжения на Руси великого князя Игоря (912—945)

В романе «Повенчанные на печаль» («Сестра милосердия») Николай Шадрин заново рассказывает вечную историю любви. Прототипы героев — настоящие исторические персонажи, которые пользуются в последнее время особенной популярностью (после фильма «Адмиралъ») — это Анна Васильевна Тимирева и Александр Васильевич Колчак. И уже вокруг них декорациями к драме двух людей разворачиваются остальные события.К счастью, любовная история с известными героями не единственное достоинство произведения. Повесть Шадрина о крушении и агонии одного мира ради рождения другого, что впрочем, тоже новой темой не является.Действие повести происходит в белогвардейском Омске, в поезде и в Иркутской тюрьме.