Полкоролевства - [19]

— Не парься, — это выражение Ширли переняла у внуков.

— Джои и Стейси пошли за мороженым, Чарли дожидаться не стали, и он с плачем побежал за ними. Помнишь, какие ножки были у Стьюи, когда он бегал? Я хотел повернуть голову, посмотреть, как бежит Чарли, — и не смог.

Женщина в хиджабе — в мыслях Ширли она как-то связывалась с ее оплошной просьбой о цветах — похоже, не собиралась уходить. Она стояла у изножья кровати Сэмми и что-то писала на его табличке. Потом сказала:

— Все витальные параметры в порядке.

— Так вы его врач? — спросила Ширли.

— Да, в отделении неотложной помощи. Мы найдем мистеру Горвицу место в нашем Центре престарелых, там он пройдет курс реабилитации.

— Реабилитации? Ну да. И как долго он там пробудет?

— По меньшей мере несколько недель. Конечно, витальные параметры в норме, но учиться ходить и ухаживать за собой ему придется заново. Там и его речью займутся. — Она повернулась к пациенту: — Я еще загляну к вам. А пока пообщайтесь с гостями.

Когда она ушла, Ширли сказала Деб:

— Чего ты добиваешься, когда грубишь врачам Сэмми?

— Врачам? И многим врачам я нагрубила?

— Ты бы не стала просить обычного врача позаботиться о цветах.

Самсон сказал:

— Она еврейка, — а они защебетали:

— Да, да, милый, все в порядке!

И одна взяла одну его руку, другая — другую, и не отпускали.

— Что ты читаешь? — Филлис, сестра с третьего этажа, спросила внучку, которую оставили с ней до вечера.

— Сказку, — ответила девочка.

Филлис велела ей сесть с книжкой на место Бети — та ушла в отделение неотложной помощи опрашивать Иду Фаркаш.

— И о чем сказка?

Внучка читала про девочку, такую красавицу, что солнце — а оно чего только не повидало — поражалось каждый раз, когда освещало ее лицо. Мачеха девочки, злая ведьма, очень плохо с ней обращалась. А где же ее отец? Он уехал по своим делам; уехал на охоту; во всяком случае, он далеко, и девочка убегает из дома. Она приходит в густой темный лес. Когда наступает ночь, она сворачивается клубочком в дупле дерева и засыпает, и внучка Филлис, и сама Филлис, и Бети Бернстайн знают, и Ида Фаркаш когда-то знала, и даже те люди, которые не читали и никогда не слышали эту сказку, знают, что девочка выйдет замуж за принца с добрыми глазами. Они унаследуют полкоролевства, и если они еще не умерли, то и сейчас живы.

Ида Фаркаш

Войдя в отделение неотложной помощи, Бети увидела Люси, и толстую девочку, и ее толстую мамашу — та уговаривала брата девочки перестать наконец сосать колу и выбросить бутылку в корзину. Как раз в это время ноги старика с коркой крови на виске резко подпрыгнули, словно кукольник решил, что пора потянуть за все веревочки разом.

— Как он? — спросила Бети.

— Все хорошо, — ответила Сестра-Индианка.

— Кто из них Ида Фаркаш?

Сестра показала на спящую горбунью:

— Она не знает ни кто она, ни где живет, ну ничего. Я поищу свободную палату. Та еще, похоже, будет ночь.

— Ида Фаркаш? — обратилась Бети к спящей старухе. — Мне надо задать вам несколько вопросов.

Старуха вовсе не была горбуньей. И в подземке, бывало, встречаешь пьяных, заснувших таким глубоким сном, что у них не работает инстинкт, который не позволяет человеку валяться в общественном месте. Женщина чуть ли не съехала со стула и почти лежала. Седая голова с просвечивающим розоватым черепом упала на щуплую детскую грудь. Есть вещи — и да простим себя, есть люди, — к которым мы не хотели бы прикасаться. Бети Берстайн тронула рукав Иды Фаркаш указательным пальцем правой руки.

— Миссис Фаркаш?

Ида открыла глаза и так скривила рот, что Бети подумала: «Я ей не нравлюсь».

Бети села напротив безобразной старухи и спросила, знает ли та, где находится.

— В отделении неотложной помощи «Ливанских кедров».

— Как вас зовут?

— Ида Фаркаш.

— Вы помните, где живете?

Ида Фаркаш назвала свой нью-йоркский адрес и дату и место рождения:

— Пожонь, так он назывался до Первой мировой, когда это была еще Венгрия. Словаки называют его Братиславой. А по-немецки — Пресбург.

Рубрики для истории Австро-Венгерской империи двадцатого века в анкете не было.

— Ближайшие родственники?

— Марта, дочь. С сестрой Польди мы не разговариваем.

— Вы помните номер телефона дочери?

— Еще бы, и мне это так помогает, что вы будете смеяться! Я звоню и мило беседую с автоответчиком, а потом сижу в своей квартире и жду, когда моей дочери взбредет в голову мне перезвонить.

— Семейное положение?

— То еще положение, — сказала Ида Фаркаш. — Твой молодой муж везет тебя домой со свадьбы в автобусе, а под мышкой у него свернутый ковер.

— Ковер? Что еще за ковер?

— Ковер! Паршивый ковер, который лежал у маминой кровати, а Берта решила, что я захочу положить его в вестибюле. Откуда бы у меня взялся этот самый вестибюль? Берта была старшей, ей и досталась квартира на Двенадцатой юденгассе. В конце концов ее, конечно, отобрали нацисты. Польди с Кари и мы с Миклошом уехали, только мы и уехали. Ну кто, скажите, приносит ковер на свадьбу?

— Занятия?

— Занятие нацистами Братиславы в марте тысяча девятьсот тридцать девятого?..

— Тут, по-моему, имеется в виду род ваших занятий — где вы работали?

— Когда я с ребенком приехала в Нью-Йорк, Миклош уже умер. Польди получила место компаньонки у своей «мисс Маргейт». Она нас никогда не знакомила, никогда не брала меня на «вечера» этой самой мисс. И на день рождения Герты Франкель не взяла, а ведь в одном классе с ней училась вовсе не Польди, а я, пусть мы и не дружили.