Полкоролевства - [14]

— Сколько мне придется здесь сидеть? — спросил он сестру.

— Пока не придет ваша очередь.

Люси села. За ее спиной толстую девочку рвало в овальную изогнутую кювету, которую держала под ее подбородком толстая мама. Подросток, скорее всего ее брат, выходил из себя:

— Вели ей прекратить! Не так уж ей плохо!

— Ей плохо, — сказала мать.

Умоляю, обратилась Люси к той дырочке в мироздании, где Бог в сложившейся ситуации оказался бы весьма кстати, умоляю, не допусти, чтобы и меня вырвало. Берти в последний день рвало непрерывно.

Мир в движении: врачи в белых халатах со стетоскопами вокруг шеи, сестры и санитарки, все постоянно перемещались с места на место. Уборщик с голыми могучими плечами катил больничную койку: не иначе как ее только что освободил пациент — живой или мертвый. Спектакль без сюжета, без темы, без главного героя — если только это не плачущая молодая женщина. Она вполне могла оказаться дочерью какой-нибудь из приятельниц Люси. Что, если ей нужно с кем-то поговорить? Или она предпочитает оставаться наедине с собой? Да и что Люси может ей сказать? Время лечит, милая… пройдет год, и что бы сейчас ни случилось… Вы молоды, привлекательны, не бедны.

Люси порылась в сумке в поисках книги, хоть и знала, что там ее нет. Нащупала ручку, футляр с очками для чтения, но бумаги там не оказалось, а потому она открыла записную книжку на пустой странице, где последняя буква алфавита, и написала:

Дорогой Мори! Если в дождливый день я одолжу тебе зонт, ты просто не сможешь его не вернуть. Так почему ты бог знает сколько держишь у себя мой рассказ, а то и вообще не собираешься его возвращать? Это, по-твоему, нормально?

Жемчужно-серый зонт (Люси знала, кто его оставил у нее) она собиралась вернуть в ближайшие годы.

Почему ты не считаешь своим долгом ответить «да» или «нет» или хотя бы просто подтвердить получение рукописи, как так можно?

В этот момент старик — тот, с окровавленной салфеткой у виска, — сказал: «К черту!», поднялся, подошел к двум белым халатам и остановился позади них, ожидая, когда они закончат разговор. Могу ли я, подумала Люси, должна ли я подойти поближе, чтобы все видеть и слышать? Она встала за спиной старика с окровавленной головой — ничего лучше ей не пришло в голову. А вдруг эти двое в халатах говорят как раз о том самом, что ей поручено разузнать? Чтобы лучше слышать, Люси слегка подалась к ним, но диалог они вели в манере новой актерской школы, когда персонажи смотрят друг на друга, отвернувшись от зрителей, и те в результате не могут разобрать ни слова.

— У меня кровь течет из головы! — оповестил врачей старик, и оба повернулись к нему.

Один, молодой атлет с роскошной шевелюрой, сказал:

— Если вы сядете, к вам подойдут.

— Ноу меня поранена голова. Разве это не срочный случай?

— Для вас срочный, а для нас — очередной, — сказал атлет.

Старик тихо чертыхнулся и вернулся на место. Люси улыбнулась, как улыбнулась бы, оказавшись рядом с таким доктором на званом ужине.

— Мне кажется, он испуган, — обратилась она к врачам. — И потом, все хотят знать, пусть приблизительно, сколько еще придется ждать.

— Всем придется ждать, разве нет? — сказал доктор постарше. Он напомнил Люси финансового консультанта, который последнюю четверть века рассчитывал ее налоги. — Почему бы вам не присесть?

Они не знают, кто я, подумала Люси с обидой.

— Я от доктора Мириам Хаддад, — сказала она, но оба халата уже продолжали свою беседу.

Люси снова села, открыла сумку и там, в предусмотренном для этого отделении, лежал мобильник! Она нашла очки, вынула их из футляра и уже отыскала нужную кнопку на телефоне, когда сестра — точь-в-точь Бетси Тротвуд[14] — обрушилась на нее с криком: «Телефоны в неотложном запрещены!»

— Мне надо позвонить доктору Мириам Хаддад, — сказала Люси.

— Никаких звонков! — отрезала сестра Тротвуд.

Плачущая женщина лежала неподвижно. Толстую девочку снова рвало. Ее братец захотел выпить колы, и мать полезла в кошелек за мелочью.

— Надеюсь, автомат работает, — сказала Люси мальчишке, но тот откинул голову и отвернулся от старухи, затеявшей с ним разговор.

Рядом с Люси села молодая женщина. На ее усталом, исхудавшем лице тревога. На ней красный свитер шиворот-навыворот, она этого не замечает. Мэгги, так ее зовут, не прочь поговорить:

— Они думают, что делать с мамой. В прошлый раз ее перевели из неотложного отделения в кардиологию, для реабилитации. А там сестры решили, будто ее переводят на двенадцатый этаж, где лежат здешние, но я подумала, что смогу это уладить. Я пошла на Кастель-стрит в отдел социального обеспечения, — сообщила она Люси.

— И выяснили, — сказала Люси, — что Кафка писал с натуры?

Илка Вайс

— У меня встреча с миссис Клодией Хейз из соцобеспечения, — сказала Мэгги Джеффу, своему мужу. — Ты можешь остаться с мальчиками и навестить маму?

— У меня встреча в городе, — сказал Джефф.

Мэгги спросила Джеффа, когда ему надо уйти, а тот спросил ее, когда она может вернуться.

— Трудно сказать, — ответила Мэгги. — Так ты заберешь мальчиков?

— Если успею, — сказал Джефф.

Но стоит ли следить за дискуссией о ежедневной логистике, когда для обоих супругов другие узы важнее брачных.