Поколение постпамяти: Письмо и визуальная культура после Холокоста - [67]

Запертые в лагере профессиональные художники, музыканты, театральные актеры и ученые рассказывали друг другу истории, декламировали стихи, читали лекции о марксизме, фашизме, причинах войны, истории еврейского сопротивления древним римлянам. Они исполняли музыку, ставили пьесы и скетчи, сочиняли и исполняли песни на немецком и румынском языках, в том числе – о месте, в котором были заперты. «В Вапнярке я в первый раз услышал [„Оду к радости” Шиллера] и был глубоко взволнован, хотя она исполнялась без оркестрового аккомпанемента», – пишет Матей Галл⁹. Но с точки зрения передачи памяти от поколения к поколению интереснее всего изготавливавшиеся заключенными гравюры и рисунки, изображавшие то, что они видели вокруг себя, – работы, впечатляющие мастерством исполнения и обладающие высочайшей ценностью предметов-свидетелей.

Вместе с рисунками и гравюрами миниатюрная книга из Вапнярки дает нам возможность изучить культурную деятельность заключенных концентрационных лагерей и ее роль как формы солидарного духовного сопротивления дегуманизации со стороны тюремщиков и отчаянию, вызванному распространением неизлечимой болезни.

Эта миниатюрная книжка легко умещается на ладони. Заключенная в кожаный переплет и прошитая очень простой, но хитроумно продетой веревочкой, она сразу обращает на себя внимание как изделие ручной работы. Обложку украшают элегантно выписанные буквы: «Causa… Vapniarka, 194…» – последняя цифра не читается, как неразличимо и оформление обложки; слово Causa (через s) по-румынски не имеет смысла. Пурпурная румыноязычная надпись на титульной странице – это не столько заглавие, сколько посвящение: «Доктору Артуру Кесслеру в знак благодарности от его пациентов». На этих сорока страницах – набор сцен и забавных случаев из лагерной жизни, изображенных в графической форме семью художниками. Каждая сценка начинается страницей с автографом, затем следуют несколько страниц с самой графической историей, пара страниц с подписями и пометками и одна страница текста. Мы знаем, что большая часть художников – мужчины, но некоторые подписывались только фамилией, а потому их гендер неясен. Однако куда важнее вопроса о подписях – ставящийся этой маленькой книжкой вопрос о считываемости гендерных характеристик в самих рассказах об отравлении, болезни, голоде и сопротивлении.

У миниатюрной книжки, которую Давид Кесслер нашел среди лагерных вещей своего отца, много общего с книгой рецептов из Терезина. Обе изготовлены из скудных запасов бумаги и сшиты вручную; обе являются результатом коллективного труда заключенных и вызваны к жизни негодованием и протестом; обе представляют собой непривычные формы коллективных воспоминаний, отмеченные именами своих авторов; обе предназначены для подарка. И хотя, в отличие от Мины Пехтер Артур Кесслер выжил и был в состоянии рассказать свою историю сыну, передача полной истории Вапнярки также была блокирована и отсрочена на полвека (три известных мемуара о Вапнярке были изданы только в конце 1980-х и в 1990-х годах). Обе книги, кроме того, стали своеобразным ответом на жесткие формальные ограничения – форма сборника рецептов, крошечные прямоугольные страницы, – а потому скрывают не меньше, чем открывают, заставляя нас вчитываться в сказанное между строк, читать умолчания и пропуски так же внимательно, как сказанное прямым текстом, применяя «настойчивый взгляд» Ролана Барта¹⁰. Оба текста явились на свет в моменты крайней нужды и заставляют нас думать о том, как человек переживает исторические моменты своего существования и как по-разному проживают одни и те же моменты разные люди. Спасая для нас, сегодняшних, создания художников, два этих произведения воплощают в себе ту временную несовместимость, которую Барт обозначил как временной punctum. Для их истолкования необходима форма, предполагающая сопоставление смыслов, которые они могли в себе заключать для их авторов в момент создания и для нас сегодня. И подобно книге из Терезина в миниатюрной книжке из Вапнярки настойчиво присутствует тема еды: не как источника приятных воспоминаний о доме, но как причины калечащей и смертельной болезни.

В воспоминаниях Артура Кесслера описывается момент, когда ему вручили эту книжку и другие подарки. Это случилось прямо накануне расселения лагеря в конце 1943 года, когда Германия и ее румынские союзники начали терпеть поражение на Восточном фронте и заключенных стали распределять по другим лагерям и гетто Транснистрии. Кесслер покидал Вапнярку в составе первой сотни заключенных. «Мои пациенты понимают, что скоро все изменится; признательные нам, врачам, они подходят поблагодарить и вручают маленькие символические подарки собственного изготовления… свидетельствовавшие об их художественных дарованиях»¹¹.

Для доктора Кесслера миниатюрная книжка, несомненно, была знаком благодарности, формой признательности за его замечательную работу врача, диагностировавшего латиризм, установившего, что болезнь была вызвана пищей заключенных, и не жалевшего усилий в попытках убедить руководство изменить лагерный рацион. Книга была даром, свидетельствовавшим, как пишет Кесслер, не только о художественных талантах заключенных, но и об их изобретательности в поиске материалов, о знании переплетного дела, стойкости перед лицом испытаний и способности к кооперации. Для него и для его собратьев по несчастью этот дар был также свидетельством их связи и чувства единства – и способом пожелать свободы, здоровья и благополучной дороги.