Пока догорает азбука - [11]

Шрифт
Интервал

3

(вознесение к ложным солнцам)

солнечные столбы на закате
летняя пыль
вверх по спирали восходят
маленькие былинки
змеиные радуги свернулись
в ложные солнца
и в разноцветных столбах
восходят
разбитые кувшины
ирисов

4

(гало вокруг фонаря в тумане)

фонари горят между кедров
как свечи
поминовения
в каплях тумана
паук-крестовик
на щите луны
ткёт короны шиповника
в саду облаков
и мерцающих нитей слюны
в голубом гало
явь мотыльков

5

(мантикоры дождя)

мантикоры дождя
выбрались из пещер
рыжие стрелы —
скорпионьи жала
песнь мантикоры
труба и свирель
в красной глине
лежат как львы
мантикоры дождя

25I

в эдемском саду электронные облака
кристаллы бдолáх фракталы
разбитого света
дифракция волн кодировка небес ISO
и полимеразная цепная реакция
видима взгляду
о в этом саду конденсация капелек пара
распад белизны радужная дисперсия
хроматическая аберрация
иероглиф Красота написанный в облаках
где пролетела стая
диких уток
девичий виноград в брызгах росы
розовые репьи в ожогах зари
в тысячебитном цвете
и Адаму прозревшему на коленях в красной грязи
имя приносит для первобытной лозы
стохастический ветер

Играя на флейте для феникса

в жёлтом небе падает чёрный дракон
играя на флейте для феникса
кто отыщет чашу в северных горах
играя на флейте для феникса
на западном небе водяными знаками плывёт рыба с городом на спине
в городе пирамиды дворцы из песчаника
там живут мёртвые гиппопотамы
играя на флейте для феникса
мы идём по району недоношенным утром
когда заря над домами из lego
в озере долгом плещутся водомерки
играя на флейте для феникса
по детской дороге узкоколейке
чухает поезд до станции «юный»
посидим на вокзальчике на скамейке
играя на флейте для феникса
старик с посохом – бог всех богов его называли зевс его называли óдин
но присмотрись – он игрушечный: шулер и шут
за его спиной ущелье туда идут
играя на флейте для феникса
на вдохе иероглифы светятся на выдохе
разлетаются мириады дхарм
покурю на балконе прокачусь на драконе
играя на флейте для феникса

Критские песни

1

между скал они сражаются как греки:
шалфей и лаванда тимьян розмарин
снег на горных зенитах и деревушки
у оливковых рощ под эгейским солнцем
поют августовские пчёлы в деревьях
с барабанными перепонками в животе
от виноградной водки дневного жара
пота литавры кличущие самку к самцу
на острове сотворения в тени времени
царство дворцов бронзовая весна орхидей
красочные просторы выгорели от зноя
дворцы разрушены оранжевые камни
песок багрового цвета но влага в ущельях
земля полна ароматов кустарников
и под водой семицветной играют
рыбки для дайверов

2

просят дождя обожжённые плоскогорья
останутся зимовать перепёлки и беркуты
разрушены дворцы ликования и веселья
игры с быком принц с лилиями богиня со змеями
всё разрушено всё и вечно плакать об этом
остались руины зной камни и аромат шалфея
о, Ирáклион! рыбацкая гавань твои каики
высоко натянуты шафрановые сети и сквозь
эхо войны арканарской резни эрозия шейки
каменной матки и кладки медово-жёлтой
опустошение мертворождённым ребёнком
соты оставлены мёд превратился в дёготь
о, Ирáклион! на прилавках сушёные травы
сыр оливки ковры солнце светит я умираю
останови мой господь мановением воли
излучение света приливы-отливы моря
беспощадную красоту

3

каменное дерево из каменного леса
цвело миллион лет назад и секунду
когда жива была встречная ласточка
под гусеницами воздушного танка
когда осёл рыдал поднимаясь в гору
крутился гончарный круг созревал горшок
из серой слизи маленьких нанороботов
киборги лепят горшки из репликаторов
люди с автоматами съевшие воздух и воду
умножают себя оставляя меня исчезать
в забвении яви любви в абсолюте отсутствия
я и каменное дерево я и ласточка
расцветает как жезл ааронов взлетает как боинг
надпись на джипе сафари don’t follow me
I’m lost
каждый день по сторонней земле
пока движется природа

IV. Гнёзда бабочек

«Кто она – чьи длинные волосы выстилают логово рыси…»

Кто она —
чьи длинные волосы выстилают логово рыси?
Кроншнеп на болоте заносчивый в медно-зелёном мху,
веселье, оборачивающееся виселицей, и будущее наше
градом страданий побитое, но убелённое лепестками.
Все души, украденные у нас, все потерянные нами сердца мира
пропали средь белого клевера любви и более не нужны,
как вассальная клятва мёртвому сюзерену.

«Исчезновение пахнет ночью и дымом вдали…»

Исчезновение пахнет ночью и дымом вдали.
Растворяются сёла в вишнёвых садах.
Пропавшие без вести не знают свои имена, но овражная тьма
шепчет им названия заброшенных деревень:
Чёрный пень, Ракитовый куст.
Те, что ищут их, желают отнять то, что у них осталось,
те, что плачут о них, желают дать им не нужное, не единое на потребу.
В больничных тапочках на босу ногу он войдёт в порушенный дом.
Они войдут в свои дома, полные запаха исчезновения и медовой травы.

«На старика в окно дощатого дома…»

На старика в окно дощатого дома
смотрит заросшее шерстью чудище, смесь кикиморы и медведя.
Замерев, чудище стоит неподвижно под окном.
По описанию я узнаю его:
в повадках этих чудищ всегда стоять неподвижно у окон сельских домов.
Его коричневая шерсть мешается в лесу с ветвями,
проглядывает в листве его круглая морда. Оно глупое
и живёт, словно в вязком тяжёлом сне. Оно медлительно.
Оно относится к одному из вымирающих видов крестьянской нечисти.

Еще от автора Алла Глебовна Горбунова
Конец света, моя любовь

Никогда еще двухтысячные годы не были описаны с такой достоверностью, как в новой книге Аллы Горбуновой. Дети, студенты, нищие, молодые поэты – ее герои и героини – проживают жизнь интенсивно, балансируя между тоской и эйфорией, святостью и падением, пускаясь из огня семейного безумия в полымя рискованной неформальной жизни Санкт-Петербурга. Но рассказы Горбуновой далеки от бытописательства: она смотрит на хрупкую и опасную реальность с бескомпромиссной нежностью, различая в ней опыт, который способен преобразить ее героев.


Другая материя

Алла Горбунова родилась в 1985 году в Ленинграде. Окончила философский факультет СПбГУ. Поэт, автор двух книг прозы – «Вещи и ущи» и «Конец света, моя любовь». Её стихи и проза переведены на многие иностранные языки. Лауреат премий «НОС», «Дебют» и премии Андрея Белого. Проза Аллы Горбуновой предельно подлинна и привлекает самых разных читателей, от известных литературных критиков, людей искусства и философов до студентов и старшеклассников. Эта книга – не исключение. Смешные, грустные, трогательные, а подчас и страшные, но удивительно живые истории пронизаны светом её души, светом «другой материи». Содержит нецензурную брань.


Вещи и ущи

Перед вами первая книга прозы одного из самых знаменитых петербургских поэтов нового поколения. Алла Горбунова прославилась сборниками стихов «Первая любовь, мать Ада», «Колодезное вино», «Альпийская форточка» и другими. Свои прозаические миниатюры она до сих пор не публиковала. Проза Горбуновой — проза поэта, визионерская, жутковатая и хитрая. Тому, кто рискнёт нырнуть в толщу этой прозы поглубже, наградой будут самые необыкновенные ущи — при условии, что ему удастся вернуться.


Рекомендуем почитать
Теперь всё изменится

Анна Русс – одна из знаковых фигур в современной поэзии. Ее стихи публиковались в легендарных толстых журналах, она победитель множества слэмов и лауреат премий «Триумф» и «Дебют».Это речитативы и гимны, плачи и приворотные заговоры, оперные арии и молитвы, романсы и блюзы – каждое из восьми десятков стихотворений в этой книге вызвано к жизни собственной неотступной мелодией, к которой подобраны единственно верные слова. Иногда они о боли, что выбрали не тебя, иногда о трудностях расшифровки телеграмм от высших сил, иногда о поздней благодарности за испытания, иногда о безжалостном зрении автора, видящего наперед исход любой истории – в том числе и своей собственной.


Ваш Николай

Леонид Шваб родился в 1961 г. Окончил Московский станкоинструментальный институт, жил и работал в Оренбурге, Владимире. С 1990 г. живет в Иерусалиме. Публиковался в журналах «Зеркало», «Солнечное сплетение», «Двоеточие», в коллективном сборнике «Все сразу» (2008; совместно с А. Ровинским и Ф. Сваровским). Автор книги стихов «Поверить в ботанику» (2005). Шорт-лист Премии Андрея Белого (2004). Леонид Шваб стоит особняком в современной поэзии, не примыкая ни к каким школам и направлениям. Его одинокое усилие наделяет голосом бескрайние покинутые пространства, бессонные пейзажи рассеяния, где искрятся солончаки и перекликаются оставшиеся от разбитой армии блокпосты.


Образ жизни

Александр Бараш (1960, Москва) – поэт, прозаик, эссеист. В 1980-е годы – редактор (совместно с Н. Байтовым) независимого литературного альманаха «Эпсилон-салон», куратор группы «Эпсилон» в Клубе «Поэзия». С 1989 года живет в Иерусалиме. Автор четырех книг стихотворений, последняя – «Итинерарий» (2009), двух автобиографических романов, последний – «Свое время» (2014), книги переводов израильской поэзии «Экология Иерусалима» (2011). Один из создателей и автор текстов московской рок-группы «Мегаполис». Поэзия Александра Бараша соединяет западную и русскую традиции в «золотом сечении» Леванта, где память о советском опыте включена в европейские, израильские, византийские, средиземноморские контексты.


Говорящая ветошь (nocturnes & nightmares)

Игорь Лёвшин (р. 1958) – поэт, прозаик, музыкант, автор книг «Жир Игоря Лёвшина» (1995) и «Петруша и комар» (2015). С конца 1980-х участник группы «Эпсилон-салон» (Н. Байтов, А. Бараш, Г. Кацов), в которой сформировалась его независимость от официального и неофициального мейнстрима. Для сочинений Лёвшина характерны сложные формы расслоения «я», вплоть до погружения его фрагментов внутрь автономных фиктивных личностей. Отсюда (но не только) атмосфера тревоги и предчувствия катастрофы, частично экранированные иронией.