Пока догорает азбука - [14]

Шрифт
Интервал

создаётся одновременно с ночью?
Солнце умирает и совокупляется одновременно.
Небесную сферу, как череп,
рассекает чёрное зеркало, как тесак.

Мать, дитя и ангел

1

– почему есть нечто,
а не ничто?
спрашивает ребёнок у матери —
шизофренички, чья речь
в разрывах и шперрунгах
превратилась в руину.
мать молчит, но ребёнку
отвечает некто на языке
Лютера, на языке Библии
столь прекрасное что-то,
что ребёнок забыл в один миг.

2

некогда с его матерью тоже
беседовал ангел, а теперь
корчатся знаки, сжимаются
влагалища суффиксов.
облезлый туалетный бачок,
гнилой картофель, матрац
с клопами тоже вопрошали
когда-то, и им отвечали…

3

ребёнок тоже исчерпан:
дождь, понедельник,
экзема, школьная драка,
струйка крови из носа,
мать.
о чём говорить мне
когда всюду висят
бессильные, пустые
мошонки смыслов.

Проспект Героев

я обходила на коленях
дворы полные статуй, монументов войны
серый камень, статуи героев на проспекте Героев
памятники великим поэтам
вечный огонь, гимн
на коленях, по этим дворам, этим улицам и проспектам
ходят только на коленях!
монумент памяти юности
монумент ностальгии по детству
монумент психоза, монумент развода, монумент депрессии,
монумент подённого труда, монумент преданной любви,
монумент потери близких, монумент разрушенной жизни,
монумент героизма, монумент преодоления,
монумент самопожертвования, монумент веры-вопреки-всему,
монумент любви-спасающей-всё —
на коленях!
по разливам гимна
по марсовым полям снов
по облачным рострам по звёздочкам октября
на коленях, здесь ходят только
на коленях

Вид из окна в разные сезоны

(небесные знамения)

осенью видела Землю на небе вместо Луны
светлую-светлую ночь
золотые фигуры сложенные
свечением в облаках; зимой —
как перед утром падают звёзды
(они не перестают быть видны,
они действительно падают)
как ангелы чьё падение еженощно
а потом за плотными облаками стал разливаться свет
и я увидела Солнце, круглое
за завесами воздуха;
весной
была в пол неба полная Луна
и рядом что-то похожее на нетопыря —
вампир в агатовом плаще
летел по небу; а летом
последний бог прошёл мимо моего окна
с сачком для бабочек и взял под козырёк

Сельский рынок

(90-ые)

у молочницы из Сосново просить налить
молока:
льётся, не проливается молоко
а бидон бездонен
на лотках продают свиные головы
огромные, зажмуренные, кровь на досках
алкоголики тяпают
и пристают к молодым особам женского пола
называя их ангелами
(льётся, не проливается водка
а стопки бездонны)
на лотках продают ягоды и грибы
никому крыла за плечами
не мешают выпить с чертями
никому копыта с рогами
не мешают желать любви!

Песня про Москву

для дурацкого радио

мидихлорианы в моей крови
на голубиных полях Москвы
как жуки в прожилках травы
на воробьёвых горах Москвы
автомобили как звери в норе
в подземных парковках Москвы
зато протуберанцы любви
испускает подсветка Москвы
на кольцевой спишь ты одна
в наушниках снова Москва
ты совсем не любишь меня
счастливая Честнова Москва

«Когда Ивана Кузьмича коварная доска…»

Когда Ивана Кузьмича коварная доска
занозой укусила вдруг струился мир как сель
и что заноза если в нём средь грязного песка
всех нас как щепки наобум несёт от сель до сель
Когда Ивана Кузьмича на кухне бутерброд
вверх колбасой на грязный пол торжественно упал
то стало всё наоборот и ангелов полёт
по кухне той сопровождал ликующий хорал
Что есть по сути бутерброд Ивана Кузьмича?
Что есть заноза что впилась в Ивана Кузьмича?
Ведь ликование и боль сияют, как свеча
страданье обжигает рот и радость горяча

Песенка слесаря механосборочных работ 6-го разряда Ивана Кузьмича Зубиловао любви и снегепосле явления ему во сне каббалиста Ицхака Луриии полученного от него откровения

или просто

Песенка о любви и снеге

привет снежинка и квазар
цветок пульсар
на яблоне поют киты
и лунный свет
и воробьиные кусты
и мира нет
мой снег лежащий на ветвях
и подоконниках
Адам
потоки света на губах
и мир встаёт из света глаз
Олам
я вспомнил всё но я забыл
снежинку и квазар
я не забуду никогда
тебя цветок пульсар
потоки света на губах
Адон Олам
пробившись взглядом сквозь зарю
к планетам и звездáм
я не забуду и люблю
Адон Олам
и снег лежащий на ветвях
и воробьёв
заря из пикселей
детсад машины снег
и тонким лазерным лучом
пронзает свет
и в нём из света человек
Адам
прощай снежинка и квазар
цветок пульсар
я улечу на Магадан
на Гибралтар
цветы на яблоне
распустит поздний снег

(падалица. птица)

на небе горит Земля
порох как снег
под ним уснули споры
сопрелых козлят
дорога к кротовой норе
к стоячей воде
лосиного копытца
вот любовь моя
тёмная как торфяное болото
вот падалица
пушица
птица

(маточный сад)

на изнанке листьев не разбирая руны
в маточный сад не найдя калитки в ограде
в эндометрии как в розарии будут розы
спрашивать: кто ты? будешь со мной играть? и
на острие резонанса мгновенных ритмов
сына розы маточного молочка мёда
нацедив из пчелиных грудей по всему миру
добыв амбру из кишечника кашалота
немного слёз немного слизи улитки
в старой беседке вспоминая умершего деда
трещина ржавчина сумерки и калитка
в маточный сад в перинатальное лето
дочери розы спящей в листе осины
добывая квалиа мира из насекомых
манная каша текущая по пуповине
немощные старики в реанимации в коме
сепия каракатицы пурпур морского гада
на острие растущая амплитуда
будут розы спрашивать:

Еще от автора Алла Глебовна Горбунова
Конец света, моя любовь

Никогда еще двухтысячные годы не были описаны с такой достоверностью, как в новой книге Аллы Горбуновой. Дети, студенты, нищие, молодые поэты – ее герои и героини – проживают жизнь интенсивно, балансируя между тоской и эйфорией, святостью и падением, пускаясь из огня семейного безумия в полымя рискованной неформальной жизни Санкт-Петербурга. Но рассказы Горбуновой далеки от бытописательства: она смотрит на хрупкую и опасную реальность с бескомпромиссной нежностью, различая в ней опыт, который способен преобразить ее героев.


Другая материя

Алла Горбунова родилась в 1985 году в Ленинграде. Окончила философский факультет СПбГУ. Поэт, автор двух книг прозы – «Вещи и ущи» и «Конец света, моя любовь». Её стихи и проза переведены на многие иностранные языки. Лауреат премий «НОС», «Дебют» и премии Андрея Белого. Проза Аллы Горбуновой предельно подлинна и привлекает самых разных читателей, от известных литературных критиков, людей искусства и философов до студентов и старшеклассников. Эта книга – не исключение. Смешные, грустные, трогательные, а подчас и страшные, но удивительно живые истории пронизаны светом её души, светом «другой материи». Содержит нецензурную брань.


Вещи и ущи

Перед вами первая книга прозы одного из самых знаменитых петербургских поэтов нового поколения. Алла Горбунова прославилась сборниками стихов «Первая любовь, мать Ада», «Колодезное вино», «Альпийская форточка» и другими. Свои прозаические миниатюры она до сих пор не публиковала. Проза Горбуновой — проза поэта, визионерская, жутковатая и хитрая. Тому, кто рискнёт нырнуть в толщу этой прозы поглубже, наградой будут самые необыкновенные ущи — при условии, что ему удастся вернуться.


Рекомендуем почитать
Теперь всё изменится

Анна Русс – одна из знаковых фигур в современной поэзии. Ее стихи публиковались в легендарных толстых журналах, она победитель множества слэмов и лауреат премий «Триумф» и «Дебют».Это речитативы и гимны, плачи и приворотные заговоры, оперные арии и молитвы, романсы и блюзы – каждое из восьми десятков стихотворений в этой книге вызвано к жизни собственной неотступной мелодией, к которой подобраны единственно верные слова. Иногда они о боли, что выбрали не тебя, иногда о трудностях расшифровки телеграмм от высших сил, иногда о поздней благодарности за испытания, иногда о безжалостном зрении автора, видящего наперед исход любой истории – в том числе и своей собственной.


Ваш Николай

Леонид Шваб родился в 1961 г. Окончил Московский станкоинструментальный институт, жил и работал в Оренбурге, Владимире. С 1990 г. живет в Иерусалиме. Публиковался в журналах «Зеркало», «Солнечное сплетение», «Двоеточие», в коллективном сборнике «Все сразу» (2008; совместно с А. Ровинским и Ф. Сваровским). Автор книги стихов «Поверить в ботанику» (2005). Шорт-лист Премии Андрея Белого (2004). Леонид Шваб стоит особняком в современной поэзии, не примыкая ни к каким школам и направлениям. Его одинокое усилие наделяет голосом бескрайние покинутые пространства, бессонные пейзажи рассеяния, где искрятся солончаки и перекликаются оставшиеся от разбитой армии блокпосты.


Образ жизни

Александр Бараш (1960, Москва) – поэт, прозаик, эссеист. В 1980-е годы – редактор (совместно с Н. Байтовым) независимого литературного альманаха «Эпсилон-салон», куратор группы «Эпсилон» в Клубе «Поэзия». С 1989 года живет в Иерусалиме. Автор четырех книг стихотворений, последняя – «Итинерарий» (2009), двух автобиографических романов, последний – «Свое время» (2014), книги переводов израильской поэзии «Экология Иерусалима» (2011). Один из создателей и автор текстов московской рок-группы «Мегаполис». Поэзия Александра Бараша соединяет западную и русскую традиции в «золотом сечении» Леванта, где память о советском опыте включена в европейские, израильские, византийские, средиземноморские контексты.


Говорящая ветошь (nocturnes & nightmares)

Игорь Лёвшин (р. 1958) – поэт, прозаик, музыкант, автор книг «Жир Игоря Лёвшина» (1995) и «Петруша и комар» (2015). С конца 1980-х участник группы «Эпсилон-салон» (Н. Байтов, А. Бараш, Г. Кацов), в которой сформировалась его независимость от официального и неофициального мейнстрима. Для сочинений Лёвшина характерны сложные формы расслоения «я», вплоть до погружения его фрагментов внутрь автономных фиктивных личностей. Отсюда (но не только) атмосфера тревоги и предчувствия катастрофы, частично экранированные иронией.