Поиск исторического Иисуса. От Реймаруса до наших дней - [77]
1. Иисус обладал глубоким опытом переживания Сакрального (Jesus was a spirit person), Он был религиозным экстатиком («религиозным гением», если применить термин У. Джеймса), как и многие другие лидеры различных религий.
2. Иисус был целителем. Он исцелял как сами болезни, так и их социальные причины (в чем Борг дистанцируется от позиции Кроссана).
3. Иисус был учителем Премудрости Божьей, противостоящей традиционному социальному укладу (здесь Борг согласен с Кроссаном и другими участниками «Семинара по Иисусу»).
4. Иисус был социальным реформатором. Эсхатологический язык Его проповеди относился не к будущему трансцендентному миру, но к историческим реалиям жизни Палестины (здесь Борг также соглашается с Кроссаном, Хорсли и Тайсеном).
5. Иисус был основателем религиозного течения, хотя и не ставил Свою личность в центр этой общины.
Борг, как и некоторые его коллеги по «Семинару…», отрицает идею об апокалиптическом характере учения Иисуса[498]. Хотя некоторые евангельские свидетельства говорят о будущем апокалипсисе, «„близкая эсхатология“ (imminent eschatology) не является тем контекстом, в котором необходимо понимать миссию Иисуса»[499]. Опираясь на работы Нормана Перрина, Борг доказывал, что Царство Божье, о котором учил Иисус, не соотносится с реальностью будущего, но «является символом, отсылающим к иудейскому мифу (рассказу) о Божьем владычестве над Израилем и всем миром»[500]. По мнению Борга, «Царство Божье» как фундаментальный концепт еврейской религии является локальной вариацией того, что американский религиовед Хьюстон Смит назвал «примордиальной традицией»[501] – некими базовыми компонентами религии как таковой, которые возможно выявить методами феноменологии (редукция, эйдетическое видение и т. д.). «Царство Божье» является специфическим иудейским обозначением «духовного мира» – особой сферы бытия, которая для религиозных людей обладает большей реальностью, чем профанный мир. Что отличало учение Иисуса о Царстве от, например, буддийского учения о нирване, так это то, что Царство реализуется на земле, внутри человеческой истории, и эта реализация должна повлечь за собой радикальные социальные изменения. Апокалиптическая интерпретация учения Иисуса произошла в раннехристианской общине после 70 года н. э., когда был разрушен Иерусалимский храм и среди последователей Иисуса распространилось воззрение о скором конце света[502].
Борг, так же как Геза Вермеш[503], проводит параллели между Иисусом и еврейскими харизматиками: как ветхозаветными персонажами (пророками Илией, Елисеем и др.), так и людьми, жившими примерно в то же время, что и Иисус (Хони «начертатель кругов», Ханина бен Доса и др.). Борг отмечает, что опыт переживания сакрального может заставить человека по-новому ощущать мирскую, профанную реальность[504]. «Харизматическая»/«мистическая» традиция евреев имела определенную программу переустройства мира.
Иисус как иудейский мистик связан с ветхозаветной традицией еще и потому, что там существовало стремление к справедливости. Бог, Которого знал Иисус, не был расплывчатым, не был просто священным, но Богом Израилевым, Богом Закона и Пророков[505].
Религиозный мир, окружавший Иисуса, был выстроен в соответствии с «политикой святости» (politics of holiness): существовало четкое деление на «сакральное» и «профанное», «чистое» и «скверное», «свое» и «чужеродное». Эта парадигма имеет библейские корни и восходит к центральному посланию книги Левит: «Святы будьте, ибо Свят Я, Господь, Бог ваш» (Лев 19: 2). Целью Иисуса было не опровержение этой идеи извне, но ее коррекция изнутри самого иудаизма (в традиции ветхозаветных пророков). По мысли Борга, смысловой центр проповеди исторического Иисуса может быть сформулирован как «Милосердны будьте, ибо Милосерден Я, Господь Бог ваш»[506] (ср. Лк 6: 36). Совместные трапезы и общение с «изгоями» общества были зримым подтверждением смены «политики святости» на «политику милосердия» (politics of compassion).
Для Иисуса милосердие было чем-то большим, чем просто качество Бога или индивидуальная добродетель: оно было социальной парадигмой, фундаментальной ценностью общинной жизни[507].
Борг, как и Мейер и Кроссан, отмечает, что учение Иисуса было направлено на подрыв некоторых социальных и политических устоев, которыми жил профанный мир. Например, обыденное представление о том, что человек, живущий «правильно» и «мудро», преуспеет в мире, в то время как его глупый и непоследовательный товарищ не добьется ничего. Притчи и афоризмы Иисуса: о птицах, которые не трудятся, но получают пропитание (Мф 6: 26), о дожде, который дарует воду и праведным и грешникам (Мф 5: 45), о работодателе, который платит всем равную плату (Мф 20: 1–16), о возвращении блудного сына (Лк 15: 11–32) и т. д. – должны были показать людям, что для человека, имеющего глубокий духовный опыт, многие реалии мирской жизни предстают совершенно по-иному.
Поскольку в еврейской традиции переживание сакрального имело и социальное измерение, Иисус также является «основателем движения возрождения» (revitalization movement finder), которое должно было воплотить в жизнь «политику милосердия», тем самым совершив «эсхатологию соучастия». Однако, в отличие от Кроссана, Борг считает, что движущей силой общины Иисуса была не воля к социальным или политическим переменам:
