Да, разная молодость бывает у людей. Генерал представил, как на партийных собраниях поднимает руку и встает с места молодой офицер с новенькими золотыми погонами, с отличной выправкой и просит слова. В таких случаях зал всегда настороженно затихает.
Молодой коммунист начинает говорить. Он смущается и краснеет, иногда не теми словами излагает свою мысль. Это смущение вызывает добрые, сочувственные улыбки. Слова его звучат горячо и торжественно, как вторая присяга. Он обещает товарищам по партии с достоинством выполнять свои обязанности, всеми силами продолжать великие традиции защитников Родины. Значит, недаром потрачен многолетний труд на его воспитание. Дружно потом провожают громкими аплодисментами молодого офицера присутствующие в зале седоусый полковник, бритоголовый генерал и подполковник с погонами врача.
Именно таким, молодым коммунистом, больше всего запомнил генерал Никитин Ромашкова, запомнил с первого партийного собрания. Каков-то он теперь?
— Товарищ подполковник, — спросил генерал Маланьина, — скоро прибудет капитан Ромашков?
— Он уже должен быть здесь. Разрешите послать за ним связного?
— Ну что ж, пошлите, — посмотрев на часы, ответил Никитин. — Кстати, товарищ Маланьин, что вы решили делать со шлюпкой?
— Жду распоряжений, товарищ генерал.
— Каких и от кого?
— От командования.
— Вы комендант-единоначальник, какое вы сами приняли решение?
— Я решил оставить ее пока на месте и усилить скрытое наблюдение.
— Хорошо, — одобрил Никитин.
Маланьин, отозвав в сторонку связного, отдал ему приказание и объяснил, как разыскать начальника заставы капитана Ромашкова.
Однако искать капитана не пришлось. За скалой послышались шаги. На тропе вскоре показался Ромашков с автоматом в руках, за ним шли сержант Нестеров и солдат Кудашев, вооруженные карабинами. По их грязной, измятой одежде и потным, раскрасневшимся лицам можно было сразу определить, что они очень спешили и, видимо, прошли немалое расстояние.
Заметив генерала, капитан сбавил шаг, снял на ходу фуражку и притиснул ладонью спадавший на висок чуб. Заправив его под козырек; он надел фуражку и скорыми шагами подошел к Никитину. Здороваясь с генералом, Ромашков четко и ловко бросил ладонь к вылезавшему из-под козырька непокорному чубу.
— Здравствуй, капитан, здравствуй, — сказал генерал, с улыбкой оглядывая плотную фигуру капитана и его обветренное усталое лицо. — Я ему свидание назначил, жду, — заметил Никитин, — а он опаздывает...
— Виноват, так случилось. Пришлось немножко задержаться, — запыхавшись от быстрого хода и нарастающего волнения, ответил Ромашков.
— Что же случилось? Может, напал на след «гостей»?
— Вроде этого, товарищ генерал, даже немножко страшновато докладывать.
— Даже вот как! — усмехнулся Никитин. Он давно понял, или, вернее, по долголетнему опыту почувствовал: офицер принес что-то радостное, ободряющее.
Передалось это подполковнику Маланьину и майору Рокотову.
— Можно докладывать, товарищ генерал? — спросил Ромашков, и взгляд его остановился на Пыжикове.
Старший лейтенант смотрел на начальника заставы горящими глазами с надеждой и тревожным ожиданием, комкая в пальцах незажженную папиросу. Тяжкая, жуткая волна страха подкатилась к самому сердцу. Петр ждал в эту раскаленную минуту, что вот сейчас генерал скажет: «Товарищ старший лейтенант, вам пора ехать в штаб отряда, а мы уж здесь как-нибудь без вас...» Другими словами, это прозвучало бы так: «Вы совершили преступление по службе и доверять вам больше нельзя...» Но вместо этого генерал сказал совсем иначе. Сказал быстро и просто, перекатывая на ладони каштановые орехи:
— Так докладывайте же, капитан Ромашков, не тяните...
— Старшим наряда сержантом Нестеровым и рядовым Кудашевым обнаружена радиостанция иностранной марки, — раздельно и даже торжественно доложил капитан Ромашков.
Генерал Никитин, вскинув вверх клочкастые брови, резко поднял голову. Пристально охватывая капитана цепким взглядом, медленно переспросил:
— Обнаружена рация?
— Так точно, товарищ генерал.
— Где же она обнаружена?
— Под скалами, недалеко от берега. Я могу показать на карте точно. Все отмечено. — Ромашков приподнял планшетку с видневшейся под целлулоидом картой.
— Значит, они все-таки высадились? — тревожно, чужим голосом спросил Пыжиков.
У него защемило сердце. Держа папиросу у дрожащего подбородка, он не спускал с Ромашкова глаз, словно видел его впервые.
— Уж молчал бы, — процедил сквозь зубы Маланьин, чувствуя в этом нелепом вопросе то зло, которое все время удручало их, а теперь в самом неприглядном виде вышло наружу.
Майор Рокотов, укоризненно посмотрев на старшего лейтенанта, от души пожалел его, понимая, что переживает сейчас этот молодой офицер.
— Почему же он должен молчать? — спросил Никитин, строго взглянув на коменданта. — Все, что его интересует, пусть спрашивает. С него тоже спросят... Но сейчас дело не в этом. Наша задача — ликвидировать последствия прорыва, а в остальном разберемся потом. Радиостанцию, капитан Ромашков, подняли? Где она сейчас? — снова с прежним напряжением в голосе спросил генерал.
— Никак нет! Оставлена на месте, в той же маскировке.
