Поговорим о странностях любви - [6]

Шрифт
Интервал

Вспомнила: сациви! Это блюдо называется сациви! Ну, которому покойная Тамара меня научила. Точно: курица, коренья, орехи. Кстати, надо попробовать буряк с орехами. Натощак буряковый сок и два ореха. Этот старичок говорит: за полгода лечения к нему вернулась такая память, какой у него сроду не было. Я тоже не верила, но ты бы послушала: поезд, пароход, самолет, он все держит в голове, минута в минуту. Кроме междугородных автобусов, он говорит: они все равно никогда не приходят по расписанию. А, что буряк! Зачем мне эта память? Вечно вспоминаешь какие-то ужасы, А было же, было столько хорошего! Даже во время войны. Я тебе рассказывала, как в эвакуации у нас украли чемодан? Нет? Странно. По-моему, это было в Красноводске. Наш поезд загнали в тупик, я пошла на станцию менять Сашенькины вещи на хлеб, ничего не сменяла, прихожу, где чемодан? Чемодана нет! А там все наши запасы, мамино кольцо, все, что у нас было! Я сижу, плачу, Сашка сидит, плачет. На дворе осень, ветер, пыль, от отца никаких известий, представляешь? Нет, ты не представляешь. И слава богу. Но надо что-то делать. Если мальчика не отвлечь чем-нибудь, он с ума сойдет, а у меня ни крошки еды, ни игрушки! Я беру его за руку, и мы идем по путям. Думаю, вдруг снова повезет. Однажды мы шли, а рядом стоял эшелон с ранеными, я на минутку отвернулась, смотрю, мой сынок уже в вагоне, кто-то взял его на руки, он раньше ни к кому не шел, а тут осмелел; декламирует стихи, к нему все тянутся, люди истосковались по дому. Я потом у него сахар отобрала, сразу лопнул бы. А тут ни души: товарняк, под брезентом пушки. Часовые. Вдруг он кричит: мама, жираф! Я думаю: все, галлюцинации, а он тянет меня к какому-то вагону, смотрю, действительно: крыша прорезана, из нее торчит голова жирафа! На макушке у него ушанка, наверно, чтоб не простыл на ветру, оказывается, это эвакуировали зоопарк, многих зверей не смогли взять, их выпустили или раздали людям, я знаю одну семью, они всю войну держали у себя обезьяну, и надо же: в последний день перед приходом наших какая-то сволочь ее застрелила, они похоронили ее в саду, а жирафа директор все-таки вывез, дай бог ему здоровья, если жив. И вот мы стоим в Красноводске, в степи, на рельсах, голодные, нищие, и смеемся во все горло, а жираф вертит головой в ушанке…

Опять я тебя заговорила? Надо включить телевизор. Сегодня вторая серия. Выкрути ручку, где звук, они еле шевелят губами. Или это я хуже слышу? Уши не поменяешь, надо менять телевизор. Ты чего скисла? Дай-ка мне лучше помаду. Скоро придет доктор Вайсфельд. Мы женщины или кто? А ты иди. В холодильнике слева пакет, это тебе. Ничего особенного, немножко персиков и пирог. Как это зачем? Это не твоего сына надо подкормить, это моего внука надо подкормить. Если ты его сейчас не вытянешь из простуды… Молчи, сказала!

Лучше я тебя причешу, как эту, ну, что на Веры Сергеевны дочку похожа, ага: Мирей Матье. Вот так, вот так. А здесь на уши. А? Знаешь, ты вполне еще ничего. Ей-богу! Мы этим мужикам покажем, да? И я тоже. Найду себе старичка, чистенького, бодренького, вместе в парк будем ходить, на уколы. Или сидеть дома. Я ему банки, он мне горчичники. Красота! Нет, наверно, надо тоже разносить телеграммы. Но только поздравительные. Зачем портить людям настроение? Ну, иди, тебе пора. Иди, а я прилягу. Устала. Иди, Маську поцелуй за меня. И звони, слышишь? Ф-фу. Ф-фу. Ушла. Идет по лестнице. Вышла во двор. О, господи! Оля! Оленька! Вернись! Вернись! Ну вот, я так и знала. Зонтик-то забыла!

III

Уважаемая тов. Батыгина О. М.!

Довожу до Вашего сведения, что в настоящее время ртуть, выпрыгнувшая от жары из термометров, растеклась по барханам, вследствие чего местность неузнаваемо изменилась и географические карты срочно переделываются. До окончания переработки Куня-Ургенчское районо вынуждено перенести экзамен по географии на осень. Если и к этому времени ртутные реки не удастся нанести на карты или вернуть назад в термометры, экзамен будет заменен заочным турниром по хоккею со школьниками Заполярья, однако без внесения его результатов в годовой табель. Короче: с утра в тени было тридцать восемь. Сколько сейчас, не знаю, — тени нет. Согласитесь, тов. Батыгина, пардон, уже снова Калинчак: в такую погоду бить шурфы неэтично. И вообще первую неделю у меня было ощущение, что вот-вот я прокопаю планету насквозь и, путаясь в порванных меридианах, вылезу на поверхность где-нибудь в Каракасе.

Однако на двух с чем-то метрах дали отбой: обнаружилась подошва фундамента. Его закладывала одна цивилизация, стены ставила другая, третья пыталась их поджечь, и теперь мы, четвертая, уточняем все для пятой. К счастью, попадается много черепушек. По ним можно датировать эпохи с точностью плюс-минус два шаха. Если бы Вы, Ольга Михайловна, посмотрели, какая это нежная и муторная работа, то прежде чем кокнуть очередную чашку, нацарапали бы на ней число, свою фамилию и основные данные о своей эпохе. А пока скромные труженики археологии вынуждены кропотливо исследовать пыль веков на переднем крае науки. Степа Самохин и Колька Примус наисследовались и заползли в палатку. У них сегодня принципиальная встреча в кинга. Колька уже проиграл целое море пива, и Степа почти стоит одной ногой на борту белопенной кружки, чтобы объезжать свои новые владения. Правда, до ближайшего пива километров триста по барханам, но Степа Самохин — человек большой мечты.


Еще от автора Семен Адамович Лившин
Суета вокруг ковчега

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Двести лет, как жизни нет (Подражание Александру Солженицыну)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».