Поговорим о странностях любви - [5]

Любимое Колино выражение. Это он так дразнил Люсю, она была старше его на два дня. В жизни никто бы не сказал: она выглядела, как девочка. Они шли рядом — люди смотрели на них и начинали лучше друг к другу относиться, такие они были красивые. Бедный Коля. Сперва он, через год она. Ты права, не надо об этом, тем более сегодня. Но что сделаешь, тяжелое больше врезается в память. А эти сны! Десять лет, как по расписанию: каждую ночь вода, черная вода в порту. И люди на пристани, полно людей, как сейчас, когда приходят из круиза. Тогда никто не встречал, все провожали: на фронт, в эвакуацию, на тот свет, кто мог знать? «Композитор Чайковский», так наш пароход назывался. Красный крест огромный на палубе и на бортах большие красные кресты, и что? Два плавучих госпиталя они потопили до нас, а сколько после!

Ф-фу!.. отпустило… хороший человек придумал эту но-шпу. Наверно, у самого болело, и еще как! Или это сигарета помогла? Отпустило, и снова живешь. Как в рассрочку. Пока опять не схватит. Мне один поляк рассказывал, он к Саше приезжал по обмену опытом, этот поляк сидел в Освенциме, чудом спасся, его забрали прямо перед свадьбой. Невеста поехала в Освенцим, сумела пробиться к коменданту, говорит: пустите меня к нему, мы все равно хотим пожениться. А вот и не расстреляли. Комендант проявил свою немецкую гуманность: приказал, чтобы им выдали документ, что они муж и жена. И лично от себя добавил жениху талон в офицерский публичный дом: подарочек в честь свадьбы. А увидеться с невестой так и не дал, понимаешь? Хуже, чем звери! Что таким людям стоило потопить наш пароход? Тьфу — и все! Помню, самолеты налетели в третий раз, я забралась под лестницу, мне казалось, что туда осколки не залетят, забилась в самый угол, прижала Сашеньку к груди и стала молиться, хотя из меня верующий, как из Гитлера няня, но разве об этом думаешь, кто плачет, кто молится, кто сходит с ума… Я кричала на бога, как на пьяного сторожа: где твоя совесть, мой мальчик так похож на меня, он уже ходит и говорит, а ты хочешь его утопить! Там так горело, а Сашка смеялся, он никогда не видел столько огня, все куда-то бежали, а я стучала по железной лестнице кулаком и орала на бога: сволочь, сволочь, сволочь!

Ты права. Так нельзя. Опять я расстроилась. В конце концов, все обошлось: немцев нет и у тебя сын, ты подарила мне чудную кофту, я именно о такой мечтала, в общем, все на месте. Но что ты сделаешь с этой памятью! Все вокруг стонали. Там было шестьсот раненых и три врача, считая нашего папу. Он поседел за этот рейс, хотя нет, это еще раньше, в июле, во время бомбежки, он вел нас в щель, на улице кричала какая-то женщина, у нее начинались роды, и он в подвале принял ребенка — первый раз в жизни. И все сошло хорошо. Он так волновался, что она его успокаивала. Как же ее фамилия? Вылетело, хоть стреляй. Ну неважно, этот мальчик уже большой, работает на железной дороге, у него самого уже двое, с женой они, правда, разошлись в тот же год, что вы с Оле… Опять я ляпнула. Ну совсем не думаю, что говорю, люди раздражаются, а я завожусь от любой мелочи. Этот проклятый зонтик, до чего он меня бесит! Положи ты его, наконец, в сумку или выбрось к черту на помойку! Я всю жизнь таскала на руках вас двоих и вот такие сумки, а тебе тяжело ради матери взять эту мелочь! Он же складной. У вас все складное, но почему вы такие эгоисты?

Ф-фу… ф-фу… Сейчас пройдет. На погоду, наверное. Ф-фу… Интересно, как Шульженко? Что ты мне говоришь! По телевизору из любой делают красавицу, но она приезжала, и я пошла, специально попросила, чтобы Олег… чтобы мне взяли билеты поближе. Конечно, она уже немножко сдала, и это декольте — я бы такое не надела, но у нее голос, она поет, она человек! А ей хорошо за семьдесят, это видно и без паспорта. Завидую! Нет, не преклоняюсь. Они же не герои, наоборот, работа держит их на этом свете. Помнишь, мы ждали Сашу с Леночкой, вдруг звонок, я к телефону, а это дверь, открываю, там старичок, в чем только душа, весь как на ниточках, но глаза живые, веселые. Я спрашиваю: вы к нам, он говорит: не я, а ваши дети, у меня от сердца отлегло, я приглашаю его зайти, он говорит: у меня еще шесть телеграмм, люди ждут, я даю ему полтинник, человек же карабкался на наш пятый этаж, он говорит: завтра в восемнадцать сорок три, шестой вагон, и берет полтинник, а я переспрашиваю: это точно? Он дает телеграмму, там написано: «Вагон шесть Саша Лена», мне как-то неловко, но я еще раз переспрашиваю: вы не могли напутать, раньше московский приходил поздно вечером, он дает мне полтинник назад и говорит: позвоните в справочную сами, но стал бы я таскаться на ваш этаж с моими одышками, чтобы морочить вам голову, я снова сую ему полтинник и приглашаю выпить компот, извиняюсь, что он не остыл, варила специально для Саши с Леночкой, хорошо, что дети всегда приезжают, когда фрукты дешевые, мы сидим, пьем компот, разговариваем. Оказывается, он всю жизнь строил всякие ГЭС и ТЭЦ, захватил обе войны, в общем, человек пожил — будь здоров! Семья тоже большая, жена, правда, умерла, но трое детей, старший доктор наук, дочка вообще в облсовпрофе, все зовут к себе, но он ушел от них. Без скандалов: просто чтобы не зависеть. Ходят друг к другу в гости. У него пенсия плюс телеграммы, и что? Перед зарплатой сын-профессор к нему забегает за трояком, а главное, он все время на людях, это же большое дело!