Поговорим о странностях любви - [8]

Уснула.

Сразу, как Максимка.

Тихонько сопит, от дыхания в песке маленькая ямка, края обваливаются и снова нарастают. Может, вся пустыня вокруг началась с того, что уставшая от своей гордости, невозму… незави… непоня… какая разница — женщина легла спать на вечереющем песке, закрывшись от позднего солнца прядями черных и густых, пытающихся отрасти волос, которые торчат пучками после неосмотрительного купанья в соленом Дарьялыке, дыхание уходит в песок и рождает крошечные барханчики, может, на дне каждого копошится такая же бестолковая жизнь, как наша, и в ней упрямая, спящая на остывающем песке…

Что ей снится? Во всяком случае, не я. А уж как старался! И чем больше, тем все хуже. Как говорила моя бывшая теща: «Олежка, ты прелесть, но тебя так много!..» Вот с кем было легко. И почему я женился не на ней? Ну, а что меня много, так я и сам знаю. Но что с того? Как ни старался, оно прет, лезет, выпрыгивает, разбегайся кто может! Ты считала, что это от моей старой компании: турпоходы, капустники, «здорово, старик», «ребятки, я в порядке», весь вечер на манеже Олег Батыгин. Черт его знает. Но во мне — даже после семи лет нашей так называемой совместной жизни — сидел страх: перестань я хоть на минутку чудить, ты тотчас захандришь и сбежишь к своей Лорке, к своей Лидке, к своей Ирке, и мы с Макой останемся вдвоем, пара лопухов, у одного вместо мыслей мечты, у другого — воспоминания. Стыдно, но я даже его люблю наполовину за то, что он твой сын. Странное дело: когда тебя нет, мне хуже, но спокойнее. «Живу в твоем отсутствии, как в доме», сказал поэт (какой) и попал в самую точку. Так вот, живу в твоем отсутствии, как в доме, есть в этом доме два окна зеленых, два глаза, но глядят куда-то мимо, хотя в упор, но постоянно мимо, а оторваться все равно нет сил; есть лестница, по ней все дальше, тише бегут шаги, стоп, остановка, посмотрелась в дверь (стекло полуразбито, двух Америк отчетливые силуэты в дырах), поправила очки, берет надела, и, показав себе язык, — на волю!

Извини. Видно, очередная стадия. «А если это любовь?» — спрашивает нас школьница Маша Ш. из города Москва Московской области. А если нет? Вдруг это чисто функциональная зависимость, вроде я часть тебя, но часть совсем неважнецкая, временная, как аппендикс или молочный зуб? Надоест, его раз, и выдернут. Как бы для общей (и его в том числе) пользы. Зато на людях о нем говорят только хорошее. Лицемерие? Упаси боже. До этого не снисходят. Гордость? Жалость? Скорее всего жалость. Новый социальный феномен: «женщина-рыцарь». Спешите видеть! Единственная в мире смешанная группа придурков! В общем, дорогая Маша Ш., если тебе захочется узнать об ощущениях выдернутого молочного зуба, милости просим к нам в Дэв-Кэскен. Мы с зарезавшимся дьяволом будем очень рады вам всем. И, пожалуйста, не переживай, Машутка: он и она по-прежнему остались большими друзьями. Такими большими, что уже оба не помещались в одном городе, и старший инженер О. А. Батыгин, гордость «Химмаша», надёжа месткома и опора всея художественная самодеятельность, завербовался к археологам — в лучших традициях рубрики «Ровесник-романтик». Для ровесника я, правда, несколько староват, а для романтика у меня слишком хороший аппетит. Но ах, до чего же соблазнительно все бросить, уехать, забыть, вернуться выгоревшим, медлительным, спокойным!..

Если в школе нас не обманывали насчет закона сохранения материи, то общая сумма неприятностей в пределах замкнутой системы остается постоянной. Значит, мой приезд сюда должен вызвать отъезд в наши края какого-то здешнего неудахи. Пахать ему вместо меня на «Химмаше», влюбиться тебе в него, а ему вздыхать по смуглоликой девушке с восемнадцатью косичками, чей стан стройнее минарета Калян (построен в тыща двести каком-то году). Выходит, мне надо здесь каракумствовать, пока общий баланс наших с ним злоключений не выравняется и с наших берегов не занесет в Дэв-Кэскен какого-нибудь счастливчика, а меня не вытеснит домой? Но, может, этот счастливчик — я! Не каждому же наворачивать счастье столовой ложкой. Вдруг оно в том и состоит, что его всегда мало — да разве же мало! В конце концов, иногда у меня есть ты, есть воскресенье с Макой, руки-ноги в порядке, какого же еще?!

Ветер тихонько посвистывал в саксауле. Робкий сквозной звук вселял какую-то надежду. На что? Какая разница. Главное, она есть.

Я представил, как она пугливо вселилась, прикнопила на сырой еще стенке свой бедный коврик с цветами, провисшую раскладушку поставила на всякий случай поближе к дверям: вдруг что? И только, осмелев, собиралась почаевничать с баранками и снять платок… и вспомнил, как ты сидишь, окаменев, на кухне и Мака тщетно старается растормошить тебя, и оттого, что он так похож на меня, ты немножко, сама себе не признаваясь, думаешь обо мне или могла бы думать, а значит, мы все-таки вместе, и каждый может хоть минуту побыть в тени другого, вот на что и созданы разлука, война и смерть.

Я почти уговорил себя, но солнце, отдуваясь, уже садилось за Степой Самохиным, и пора было заступать на дежурство по кухне. Третий раз за сутки макароны на соленой воде, это, пожалуй, чересчур. Но тушенка давно кончилась, а хлеб отвердел и оделся зеленой плесенью. Остается сюрпризный вариант. Ваши гости будут приятно удивлены, если вы предложите им кекс «Услада барханов». Возьмите два стакана муки, стакан урюковых косточек, оставшихся от прошлого компота, потихоньку уведите у Ермека банку его личной сгущенки и, хорошенько перемешав образовавшуюся массу, вылейте ее на тщательно очищенную лопату. Держите лопату над костром, пока не почувствуете характерный аромат, горелого и крик Андрея Сергеича: «Олег, вы никак рехнулись?!» Начальник, я бы с удовольствием, но все как-то руки не доходят. Хотя предпосылки есть. На той неделе, например, выпал денежный дождь. Средь бела дня в кишлаке вдруг взметнулась пыль и посыпались червонцы, пятерки, четвертаки. Я озирался в поисках Воланда, а местные пацаны тут же быстренько подобрали купюры, и снова стало тихо. Но через час кишлачок наполнился зареванной бабой в оранжевых сатиновых шароварах и толстых очках. Кассирша она была. Привезла соседним геологам зарплату, только разложила, налетел смерч и всосал весь аванс. Что деньги, у нас канистру вихрем уволокло! Баба в шароварах ревела, ревела, и люди оказались сильнее стихии. Весь кишлак скинулся, вышло рублей на полста больше, она на радостях выставила угощение, и все население очень славно посидело в чайхане, потом подошли геологи, дальше тебе уже не интересно.