Поездка в Где-Нас-Нет - [5]

Элленсон по-совиному захлопал веками и сказал:

— Вы очень уж всерьез все принимаете. Женщинам надо все прощать.

Свидерского покоробил этот фальшивый голос.

— Злобная мегера она, а не женщина, — сказал он резко и стал подниматься по лестнице, с тарелкой и со стаканом в руках.

— Ну, вы уж какие-то очень оскорбительные выражения употребляете, — заволновался у подножья лестницы кошачий адмирал, когда Свидерский уже добрался до своей комнаты.

12

Вечером в его дверь постучалась мадам Конобеефф.

— Входите, не заперто, — откликнулся он.

— Я только что приехала из гостей и прочитала ваше послание, — начала она. — Говорят, вы выразили недовольство за обедом.

— Да, представьте себе, я не люблю, когда меня оскорбляют, — с сердцем сказал Свидерский.

— О, вы подключаете эмоции, вы не должны этого делать.

— Простите, но меня в этом вашем «доме отдыха» для писателей лишили отдыха и покоя, более того, открыто унижали. И вы считаете, что это в порядке вещей?

— Я говорила с другими, и никто ничего такого не видел.

— Я изложил все факты в моем послании вам по электронной почте. Мне кажется, вы делаете большую ошибку, снабжая неограниченным количеством спиртного людей, которые не умеют или даже не должны пить.

— Но они ведь не пьют! В ящике для стеклотары, что я поставила в кухне, стоит лишь одна пустая бутылка водки — за целую неделю.

— И вы всерьез полагаете, что они, упившись до чертиков, исправно понесут ставить пустые бутылки в ящик для стеклотары? Поищите лучше на улице, в ближайших урнах или в крапиве у забора.

— Ну, у меня других забот хватает, — сказала мадам Конобеефф. — Вы мне тут создаете проблемы…

— Я? Я создаю проблемы? — опешил Свидерский. — Вам не кажется, что вы все валите с больной головы на здоровую?

— Я когда сюда шла, не знала, кто прав, а кто нет. Но теперь я вижу, что вы волнуетесь и переживаете…

— А вы бы не переживали, если бы кто-то попытался вам отравить жизнь? Вам лично?

— Вы употребляете очень сильные слова.

— Всего лишь называю вещи своими именами. Вы бы послушали те слова, что были сказаны мне, у вас волосы бы встали дыбом.

— Ну, вы же не можете этого доказать… Лично я считаю, что вам надо уехать как можно скорее.

— Разумеется, надо наказать пострадавшего. Замечательная у вас логика и совершенно уникальные понятия о справедливости… Кстати, мой срок пребывания здесь кончается через шесть дней, и у меня обратный билет на самолет с фиксированной датой. Я совершенно не собираюсь из-за вас нести убытки.

— Я свяжусь с членами комитета, и мы рассмотрим этот вопрос, — промурлыкала мадам Конобеефф. — Вы что-то очень уж о деньгах печетесь. Вот и Интернетом здесь на дармовщинку можно попользоваться…

— Ага, вот оно, ваше хваленое швейцарское гостеприимство! — широко улыбнулся писатель. — Или это образчик вашего личного гостеприимства, культивированного во многих поколениях вашей экс-дворянской семьи?

— Ладно, не будем спорить, я свяжусь с вами завтра по поводу билета.

— Как хотите, — сказал Свидерский.

— Вот я разговаривала с вами и не чувствовала себя в безопасности, — выплывая из комнаты, скривила губы мадам Конобеефф.

— Poor thing[2], — в тон ей сказал писатель.

Утром он обнаружил подсунутую под дверь записку:

Если вы согласны уехать на следующий день, мы купим вам билет на самолет. Он уже забронирован.

«Действительно, а что я буду тут сидеть, в компании этой милой стайки лицемеров? — думал Свидерский. — Они мне отвратительны».

Спустившись к компьютеру, он отправил по e-mail’у самое короткое послание в своей жизни: «Покупайте».

Уже вечером под дверь был подсунут билет.

Свидерский, пообедав в своей комнате, вышел гулять в сад. В гостиной не было слышно ни орущего телевизора, ни пьяных воплей.

«Припугнули!» — понял писатель.

Он спустился по террасам сада вниз, пошел по дорожке среди поля в направлении луны, круглым ярким песочного цвета глазом освещавшая нереально-зеленые воды Женевского озера.

Вернувшись, он написал стихотворение.

«Вот и не зря съездил, — думал он. — Поработал, кое-что написал, да и природа здесь чудесная. Почему только люди всегда все портят?»

13

На следующий день он с утра упаковал свою тощую дорожную сумку и пошел в последний раз гулять по городку. Вернулся он с двумя банками купленного в булочной домашнего швейцарского варенья — дарить друзьям.

Мадам Конобеефф вызвалась подвезти его на своей машине до вокзала к женевскому поезду.

«Хочет убедиться, что я действительно уехал», — думал он, спускаясь по лестнице с сумкой в руках.

У подножия лестницы ему навстречу попалась мадам Беркутова.

— Берегитесь! — с театральным пафосом запыхтела она. — Мне показали ваш e-mail, и я знаю теперь, что вы обо мне писали. У меня теперь есть ваш электронный адрес, так что берегитесь.

— Заблокировать интернетовских хулиганов стало в наши дни на удивление просто, — с невозмутимым видом сказал Свидерский.

— Ваше счастье, что вы на ночь дверь спальни запирали, я проверяла. А то у меня есть нож…

— Вам бы в фильмах Хичкока играть, — усмехнулся Свидерский.

Выйдя на улицу, он устроил свою сумку в багажник.

В машине уже сидела Лана Фройнд. Она совершала свой очередной «шопинг», для которого — уже не в первый раз — подряжала в качестве водителя мадам Конобеефф. Лана Фройнд могла заставить кого угодно сделать для себя все, что угодно.