Поездка в Где-Нас-Нет - [3]

— Дело не в национальности голов, а в их качестве, — стал объяснять Свидерский. — Я лично люблю голы нестандартные, запоминающиеся.

Но куда там! Мадам Беркутова в тонкости не входила даже когда писала свои романы для женщин. А тут уж сам чешский Бог велел в тонкости не входить.

— Вы просто не любите нашу страну и наш народ, — разъяряла она себя.

— Я бы на вашем месте не стал делать столь поспешных и опрометчивых выводов, — сказал Свидерский. — Могу вас заверить, что я ко всем народам отношусь одинаково хорошо и непредвзято.

Но мадам Беркутова слышала только то, что она хотела слышать, и злобный оскал ее лица стал совсем уж напоминать одного из грифонов Нотр-Дам.

7

Наутро дождик босоного пробежался по крышам домов и верхушкам деревьев.

Мадам Беркутова с потерянным видом обходила писателей и спрашивала: вы что что-нибудь понимаете в компьютерах? Я уронила мой лаптоп, и он теперь не включается.

Никто не хотел иметь дел с этой дамой, и все отвечали: нет, ничего про лаптопы не знаем. У каждого, тем не менее, стоял в комнате привезенный с собою новенький лаптоп.

Дошла очередь и до Свидерского. Он пожалел странноватую даму и решил прийти ей на помощь.

Допотопного вида компьютер «Тошиба» исправно включился.

— Когда я включила его утром, меню не появлялось.

— А что вы такое с ним делали?

— Я его сегодня утром уронила. Руки дрожали.

Доискиваться до причин сего таинственного рукодрожания Свидерский не стал.

— Вызовите мне панель управления из файла «Мой компьютер», — сказал он. — А то у вас тут все по-чешски, я ничего не понимаю.

С виду все было нормально.

— Кажется, работает, — глубокомысленно проговорил Свидерский. — Вы уж с ним поаккуратнее.

— Ё, ё, — утвердительно ответила мадам Беркутова.

Она говорила на восьми языках, на всех одинаково плохо. Какой из этих языков назвал бы своим это загадочное «ё-ё», оставалось неизвестным.

За обедом выяснилось, что злополучный беркутовский лаптоп не работает опять.

— Буду писать в блокнот, — с видом первопроходца Амундсена, садящегося в санную упряжь, сказала мадам Беркутова.

Свидерский, у которого никакого лаптопа никогда не было и даже не предвиделось, писал в блокнот всю свою писательскую жизнь и ничего в этом страшного не видел.

8

После обеда его перехватила в коридоре мадам Конобеефф.

— Вы знаете, у нас здесь есть еще полуподвальная студия, в ней можно работать. У вас комната самая маленькая, поэтому я вам первому предлагаю.

— А взглянуть можно?

Воздух в полуподвальной студии был явно не для астматических бронхов Свидерского. Он там и пяти минут бы не продержался.

— Предложите лучше тому, у которого тоже маленькая комната, но побольше.

— Это мадам Беркутова.

— Вот и очень хорошо, предложите ей.

— Если и она тоже откажется, предложу Инес де ла Вега, она следующая на очереди, — вслух размышляла мадам Конобеефф.

— А можно полюбопытствовать, у кого самые большие комнаты? — спросил Свидерский, хотя и так было ясно.

— О, у наших гостей из Америки и Канады, — с явным неудовольствием сказала мадам Конобеефф.

Мадам Беркутова, конечно же, не отказалась, а напротив, вцепилась в студию беркутовыми когтями.

Свидерскому и в его комнате работалось неплохо. Что, в сущности, писателю нужно? Кровать и письменный стол. Если его, к тому же, кормить, результаты могут быть вполне многостраничные.

Свидерский написал стихотворение, и на гребне лингвистического взлета занялся обещанными московскому журналу переводами из современной английской поэзии.

Вечером снова был футбол. Писатель сидел в уголке гостиной и издали наблюдал за событиями на экране. В партере расположилась чешская дама, занявшая один диван собою, а другой, соседний — сардельками своих ног, на которых чернели перчинки грязных ногтей. На третьем диване, поближе к заветной финско-водочной синеве, возлежал мистер Элленсон. Похоже, запасы спиртного в этом доме были неограниченные.

Свидерский в последние годы удовлетворялся парой бокалов красного французского вина за обедом, водки же он не пил совсем. Как он обычно шутил, он единственный русский, который не пьет водку, да и то потому, что не русский.

Все повторилось с швейцарско-часовой точностью: чехи, выкрики и водка. На сей раз чехи обыгрывали датчан и играли действительно хорошо. Однако когда тебя насильно заставляют кого-то поддерживать или за кого-то болеть, возникает чисто российское желание показать под одеялом кукиш и — пусть негласно — поддерживать другую сторону. Кстати, очень полезно для психического здоровья. «Начхать на чехов, — думал Свидерский, — будем надеяться, что несмотря ни на что, выиграют датчане». Однако они не выиграли.

Мадам Беркутова не упустила случая сказать Свидерскому очередную гадость.

9

Днем портьеры закрывали пыльную тишину зала от солнца, и у телевизора никого не было. Свидерский смотрел новости по каналу Би-Би-Си. Они оставляли тягостное впечатление, потому что состояли из бомбежек и речей, речей против бомбежек и бомбежек, чтобы заглушить речи.

«Кто не может действовать, тот наблюдает, кто не может наблюдать, наблюдает за собой, — думал писатель. — Вглядись в себя — и тебе станет совершенно непонятно, зачем ты появился на свет, что такого особенного ты можешь сделать, чего до тебя не делали. Древнегреческие герои и злодеи-римляне, где ваши новейшие подражатели? Даже в убийстве они мелки и трусливы, к тому же они никогда не убивают сами, благо есть кого послать, и куда. Ваши воины храбры, да, но ваши баталии бездарны, а ваши антивоенные рупора хриплы, глупы и себялюбивы. Настоящая война идет со средневековьем, и не в песках далекой Аравии сражаются, а в ближайшем пабе или кнайпе, в замоскворецкой пивной или в азиатском духане. И средневековье в своей голове победить нелегко, потому что оно вполне новое, цветущее, и только что сменило пещерный век».