Под властью пугала - [17]

— И когда, по вашему мнению, следует объявить о разрыве помолвки?

— Сразу же, как только всем станет известно, что вы, ваше превосходительство, будете провозглашены монархом. Шевтет-бей и сам сообразит, что этот брак неосуществим.

— Благодарю вас, Нуредин-бей. Счастливого пути, — сказал президент, поднимаясь и протягивая руку. — По поводу финансирования вашей поездки зайдите к Фейзи-бею. Я распоряжусь. До свидания!

Из кабинета президента Нуредин-бей вышел довольный. Он уже предвкушал приятное путешествие за океан. В коридоре он столкнулся с красивой женщиной и низко ей поклонился.

— Добрый вечер, госпожа Клара! — сказал он по-турецки.

— Добрый вечер, Нуредин-бей!

— Как ваше здоровье? Как поживает Садия?

— Спасибо, хорошо!

Он спросил о Садии, памятуя о том, что президент очень любит эту девочку, которую даже назвал в честь своей матери. Нуредин-бей был свой человек во дворце и знал, что его превосходительство любит ее не только из-за имени.

Он вышел, а женщина без стука вошла в кабинет президента.

IV

Президент посмотрел на часы и нахмурился. Уже за полночь. Скоро рассветет. Он снова зашагал по комнате с сигаретой в руке. Сейчас, в пижаме, он утратил ту элегантность, которой все завидовали.

Она, лежа на спине, равнодушно рассматривала игривую роспись потолка в президентской спальне. Что он все ходит, ходит, а к ней не подойдет…

Потушив сигарету, он взглянул на нее.

— Что с тобой сегодня, дорогой?

Настоящая красавица, с бархатными глазами и мелодичным голосом, она говорила по-турецки, и в ее устах речь звучала музыкой.

— Я должен сообщить тебе одну неприятную вещь, Клара.

Она, побледнев, приподнялась на постели; грудь ее обнажилась.

— Мы должны расстаться, дорогая.

Она натянула одеяло, прикрывая грудь. Кровь бросилась ей в лицо, она смотрела на него в растерянности, приоткрыв рот. В эту минуту она показалась ему еще желаннее, и президент, запнувшись, замолчал. Но она не заметила его смятения. Расстаться? Она мечтала всегда быть с ним вместе, стать его женой. Ее муж был гораздо красивее, воспитаннее и добрее, но она бросила его. Этому человеку она подарила своего первенца, прелестную девочку, так похожую на него.

— Расстаться! — воскликнула она. — Но почему?

— По причине государственной важности я вынужден прекратить наши отношения. — Говоря это, он старался не встречаться с ней взглядом. — Мне тоже трудно, Клара, но я вынужден так поступить.

— Я не понимаю, mon cher. — Она старалась говорить спокойно и ласково. — Почему мы должны расстаться? Что это за государственная причина?

— Я не уполномочен говорить.

Кто же мог уполномочить его, президента республики?

— Вы мне обещали… — начала она жалобно.

— Я тебе ничего не обещал. — прервал он.

— Нет, вы мне обещали. Разве вы не говорили, что, если бы я не была замужем, вы женились бы на мне?

— Говорил, но ты была замужем.

— Но ведь сейчас нет!

— А сейчас ты вдова.

— Сейчас я свободна.

— Да. Ты свободна!

Слово «свободна» он произнес с издевкой, и она почувствовала комок в горле.

— Да, госпожа, вы свободны, но это ничего не меняет. Так или иначе мы должны расстаться. Вы прекрасно знаете, что мое положение не позволяет мне жениться, на ком мне захочется.

— Ну хорошо, милый, — покорно, почти умоляюще сказала она. — По государственным причинам ты не можешь на мне жениться, но я не понимаю, почему нам надо расстаться?

Он опять закурил и сказал сухо, будто речь шла о чем-то постороннем.

— Я сегодня прочел полицейский протокол о несчастном случае с вашим мужем.

Побледнев, она выпустила из рук одеяло, вскрикнула:

— Неправда!

— Что неправда?

Она закрыла лицо руками и разрыдалась.

Но он не стал ее успокаивать. Раздвинул шторы и, устремив взгляд в предрассветный сумрак, продолжал говорить:

— Теперь вы понимаете, госпожа, почему мы должны расстаться? Я вам раньше ничего не обещал, а сейчас обещаю: этот протокол будет уничтожен и вы, как прежде, будете свободны. Свободны, вы догадываетесь, что я имею в виду?

Она приподняла голову, спросила:

— А как же я буду жить здесь, в чужой стране?

— Будете получать пенсию за мужа. Если хотите, можете вернуться на родину.

— А Садия? Вы же знаете, что она…

Он резко обернулся и в нерешительности посмотрел на нее, потом сказал:

— Ее вы возьмете с собой.

— Нет, я не хочу возвращаться на родину.

— Тогда оставайтесь.

— Мы могли бы по крайней мере остаться друзьями, — просительно сказала она. — Ради нашей дочери.

Он не ответил.

Продолжал смотреть в окно.

В рассветной дымке прочерчивались контуры горы Дайти.

V

Гафур-бей взглянул на бумагу и брезгливо, словно грязную тряпку, отодвинул ее от себя кончиками пальцев. Потом, позвонив, приказал:

— Пусть войдет Вехби Лика!

Ожидая господина Вехби, он подошел к шкафу, достал бутылку раки,[16] налил рюмку и выпил. «Вон как обернулось дело, — размышлял он, наливая себе еще. — Кто бы мог подумать, что этот неотесанный байрактар так далеко пойдет? Король! Скажи мне кто-нибудь лет семь-восемь назад, когда этот невежда только начинал свою карьеру, что в один прекрасный день он станет королем, да я бы его на смех поднял. Ладно, если бы он был знатного рода, но ведь это сын Джемаль-паши, который Албанию-то и в мыслях никогда не держал. А вот теперь я должен быть его лакеем и поминутно называть его ваше величество. Или, может, ваше высокое величество? Почему бы и нет? Предложу-ка я именовать его официально „ваше высокое величество“! Он будет польщен, а издевки не заметит».