Под властью пугала - [16]

— Я убежден, ваше превосходительство, что Ферид-бей — истинный патриот и для блага своей страны не только прекратит писать такие статьи, но и станет одним из самых горячих наших приверженцев. Ему надо лишь разъяснить обстановку и высокие стремления вашего превосходительства.

Президент заговорил не сразу. Он снова затянулся сигаретой, принял задумчивый вид, потом медленно произнес:

— Не знаю, Нуредин-бей. Мне жаль, что меня не понимает такой патриот, как он, и особенно теперь, когда нация переживает ответственнейший момент. Если вы полагаете, что Ферид-бея можно привлечь на нашу сторону, я готов сделать все для этого.

— Я уверен, что он станет соратником вашего превосходительства.

— Что ж, вам виднее, Нуредин-бей.

— Если вы позволите, ваше превосходительство, я возьму на себя посредничество в этом деле.

— Об этом-то я и хотел просить вас. Никто не сделает это так, как вы. Передайте ему, что я готов забыть прошлое и не только не стану держать зла на него, но ради отечества выполню любое его пожелание.

— Как вам будет угодно!

— Переговорите с ним, предложите все, что сочтете нужным, лишь бы убедить его в наших добрых намерениях.

— Я нимало не сомневаюсь в вашем великодушии.

— Насколько мне известно, — продолжал президент, — в последнее время Ферид-бей переживает финансовые затруднения, ему докучают кредиторы. Мы согласны ему помочь, вернее, это наш долг — помочь ему. Патриотический долг, не так ли, Нуредин-бей?

— Совершенно верно!

— Все его долги мы оплатим из наших личных фондов. Прошу, скажите ему об этом.

— Я все исполню!

— А от моего имени скажите, что он сможет занять любой пост в моем кабинете, если, конечно, пожелает приехать в Албанию.

— Простите меня, ваше превосходительство, но, насколько я знаю, Ферид-бей не собирается в Албанию.

— Почему?

— Да потому, что он вырос за границей, привык жить с комфортом, любит книги, общается с выдающимися деятелями культуры, с художниками. Здесь он, к сожалению, будет лишен всего этого. Поэтому, с вашего позволения, я полагаю, он должен занять другой пост.

— Продолжайте.

— Предложите ему место посланника нашей миссии в Соединенных Штатах. Никто не сможет лучше его представлять ваше превосходительство в этой стране.

— Это очень ответственный пост, Нуредин-бей. На этом посту должен быть верный человек.

— Я думаю, Ферид-бей будет служить вам верно.

— Сомневаюсь. Трудно в это поверить, учитывая его прошлое, его последние статьи.

— И не сомневайтесь, ваше превосходительство. Позвольте мне процитировать вам Макьявелли: государи находят самых верных слуг среди тех, кто поначалу относился к ним настороженно или враждебно, — они вынуждены служить преданно, чтобы исправить неблагоприятное мнение, сложившееся о них.

Президент на несколько мгновений задумался, потом решительным тоном сказал:

— Согласен, Нуредин-бей. Решайте все сами. Когда вы можете выехать?

— Когда прикажете, ваше превосходительство.

— Отправляйтесь сегодня же.

— Как вам будет угодно!

Нуредин-бей встал, собираясь уходить, но президент остановил его.

— Задержитесь, пожалуйста. Я хочу посоветоваться с вами еще по одному делу. Сядьте.

Он встал и принялся ходить из угла в угол. Видно было, что ему трудно начать разговор. Наконец он снова сел.

— Это дело личное, Нуредин-бей, и его надо уладить, так как оно непосредственно связано с нашей государственной политикой. Курите, прошу вас.

— Спасибо!

— Как вы знаете, несколько лет назад я обручился. Я пошел на это, скорее, из политических соображений, и сейчас, несмотря на предстоящие перемены, мне, видимо, придется сдержать слово.

Нуредин-бей помедлил с ответом. Он спрашивал себя: что еще пришло в голову этому выскочке? Его уже не устраивает дочь крупнейшего феодала Албании. Уж не собирается ли он жениться на королевской дочери? Наверняка так оно и есть.

— Я думаю, — произнес он уверенным тоном, — что в новых условиях вы, ваше величество, свободны от обещаний, данных ранее. Причина, побудившая вас дать это обещание несколько лет назад, больше не существует. Кто станет вашей супругой — теперь не только ваше личное дело, оно имеет теперь политическое и общенациональное значение.

— Все это так, но и разрыв помолвки тоже вопрос политический. Вы знаете, это ведь не кто-нибудь, а сам Шевтет-бей Верляци. Что, если он почувствует себя оскорбленным и выступит против нас?

— Вряд ли, ваше превосходительство. Шевтет-бей — крупный феодал, это правда, но он не случайно к вам присоединился. Макьявелли говорил, что, когда знать не в состоянии противостоять народу, она объединяется и выдвигает из своей среды государя, чтобы иметь возможность его именем осуществлять свои цели. Государем в нашей стране являетесь вы. Шевтет-бей прекрасно знает, что без вас, и уж тем более против вас, его дело пропащее. А поэтому, хочешь не хочешь, надо вести себя смирно. Он не решится отойти от вас.

— Все это так, Нуредин-бей, но люди не всегда руководствуются здравым смыслом. Мы, албанцы, часто оказываемся жертвами страстей. Стоит затронуть наше самолюбие, и мы теряем рассудок.

— Возможно, но Шевтет-бей — опытный политик, и я не думаю, чтобы он утратил выдержку. Во всяком случае, ваше превосходительство, я думаю, его надо предупредить о том, что может с ним произойти, если он решится на какие-нибудь опрометчивые действия. Было бы хорошо, если бы наша печать вскользь упомянула об аграрной реформе. А еще лучше создать правительственную комиссию по этому вопросу, хотя бы для проформы. С одной стороны, это надолго утихомирит крестьян, а с другой — и это самое главное, — наши беи и феодалы почувствуют, что их собственность под угрозой и еще теснее объединятся вокруг вас. Они ведь знают, ваше превосходительство, что, пока во главе государства стоите вы, им нечего беспокоиться за свои владения.