Под властью пугала - [18]

— Войдите!

Низенький, мешковато одетый человек, с длинным носом на узком лице и с жидкими волосами, показался в дверях, держа в руке поношенную шляпу.

— А-а, господин Вехби, прошу вас. Как самочувствие? — спросил Гафур-бей по-турецки.

Человек низко поклонился и по-турецки ответил:

— Очень хорошо, благодарствую, Гафур-бей. А ваша милость как себя изволит чувствовать?

Гафур-бей больше любил говорить по-турецки, но, вспомнив, что он все-таки чиновник на службе албанской республики, ответил по-албански:

— Хорошо, Вехби-эфенди, хорошо, присаживайтесь.

Тот робко присел, положив шляпу на соседний стул.

— Прежде всего, Вехби-эфенди, давайте выпьем по рюмочке. Надеюсь, вы не против, — сказал Гафур-бей, ставя на стол бутылку и две рюмки. — Ну, будем здоровы!

— Будем здоровы, Гафур-бей!

— Еще по одной?

— Нет, благодарствую.

— Да уж выпейте еще одну.

— Спасибо!

— Ну а сейчас слушайте, зачем я вас позвал. Дело очень тонкое, и если хотите знать, я выбрал именно вас, потому что желаю вам добра. Ведь мы были друзьями, кажется, мы даже какие-то дальние родственники.

— Позвольте заметить, бей, мы действительно родственники по материнской линии!

— Вот-вот! Я и хочу, как родственнику, помочь вам.

— Благодарствую!

— Вы только что из Турции, не так ли? Наверняка вернулись на родину для того, чтобы еще лучше служить ей. Вы же знаете, что Албании нужны умные люди, талантливые журналисты вроде вас.

— Именно так, Гафур-бей, — с жаром поддержал Вехби-эфенди. — Вы меня правильно поняли. Я всю жизнь мечтал трудиться на благо отечества. И теперь, когда Албания наша, мы должны засучив рукава трудиться денно и нощно, должны жертвовать всем, даже жизнью, ради Албании.

Гафур-бей в упор посмотрел на него, его губы искривились в легкой усмешке. Он знал своего «родственничка» как свои пять пальцев. Этот прохвост никогда и думать не думал об Албании… Этот разговор он завел, чтобы поиздеваться над ним, но тот будто и не заметил насмешки и ответил в тон, таким образом сведя всю его иронию на нет.

— Я-то вам верю, Вехби-эфенди, я-то знаю, какой вы пламенный патриот. А между тем здесь, у нас — я имею в виду Албанию, — находятся люди, которые думают, будто вы приехали лишь потому, что вас выгнали из Турции, что тамошние газеты якобы вам отказали — одним словом, что вы были им не нужны.

— Это неправда, Гафур-бей, — возразил его собеседник. — Турецкие газеты отказывались печатать мои статьи потому, что я всегда отстаивал истину, боролся за свои идеалы. Обидно, как меня здесь не понимают. Я всю жизнь страдаю от того, что меня не понимают.

— Это так, Вехби-эфенди, но вам пришлось бы еще хуже, если бы вас понимали. Ну да ладно, оставим это. Я вас позвал сюда не для того, чтобы выслушивать вашу биографию. Я намерен поговорить с вами про другую биографию, которую вы должны сочинить.

— Сочинить биографию?

— Да, я думаю, у вас это получится.

— Я не историк, Гафур-бей.

— Знаю, что не историк, но как журналист вы уже доказали, что можете сочинить все что угодно. Нет-нет, никаких возражений. В вашем ремесле есть свои секреты. Я буду краток. Дело вот в чем… Но, прошу вас, выпейте еще рюмочку.

— Спасибо!

— Прежде чем сказать вам, что надо делать, хочу предупредить: все, что я скажу, должно остаться между нами. Никому ни слова. Это государственная тайна.

— Будьте уверены, Гафур-бей. Все, что…

— Не надо. Я уверен, что вы умеете держать язык за зубами. Итак, начнем. В нашей стране скоро изменится форма правления, вы меня понимаете?

Вехби-эфенди растерянно молчал.

— Нет, не понимаю, — наконец выговорил он.

— Поясню: в Албании будет провозглашена монархия. Эта форма правления традиционна для нашей страны, к тому же ее требует современная политическая обстановка, поскольку Албания, как республика, не может существовать в окружении монархий. Этого хотят и великие державы. Они считают, что монархия может пресечь распространение коммунизма. Изменение формы правления укрепит независимость нашей страны и высоко поднимет авторитет албанского государства…

Подробно разъясняя мотивы, по которым будет изменен режим, Гафур-бей рассчитывал на то, что человек, выбранный им, не удержит в тайне ничего, а пойдет болтать направо и налево.

— Какая радость, Гафур-бей, — сказал Вехби-эфенди, выслушав до конца своего родственника. — И так рад! Я всегда был убежденным монархистом.

Гафур-бей взглянул на него, и губы его снова сложились в ироническую улыбку. Вехби-эфенди врал без зазрения совести. Не так давно в Турции он разразился статьями против монархии, в защиту Турецкой республики.

— Но, простите меня, позвольте полюбопытствовать, кто будет королем?

— Вот кто, — ответил бей, подтолкнув к нему бумагу, лежавшую перед ним.

Увидев вытянувшееся от изумления лицо журналиста, Гафур-бей спросил:

— Что, не нравится?

— Наоборот, Гафур-бей. — Вехби Лика поспешил выказать свой восторг. — Это единственный албанец, который достоин такой чести, единственный человек, который заслуживает того, чтобы быть посажен… чтобы сесть на трон Скандербега.[17] Это гениальнейший представитель нашей нации. Я очень рад, что настал наконец этот день. Я всегда мечтал…