Почти что сломанная жизнь - [12]

— Расскажите мне о своих друзьях.

— У меня их нет.

Доминик глядит мне в глаза и, хмуря брови, склоняет голову набок.

— С трудом могу в это поверить, Эйлин. Вы обладаете очень приятной и легкой индивидуальностью. Почему у вас нет близких друзей?

— У меня вообще никаких друзей нет.

— Ну, это определенно не может быть правдой, — говорит он, разводя и снова кладя ногу на ногу.

— Я не могу быть среди людей. Они пугают меня. И те друзья, которые у меня были, оставили меня, когда я…

— Когда вы что?

— Когда я уже не могла быть той, какой они хотели бы, чтобы я была.

— И что же они хотели? — Спрашивает Доминик, снова передвигаясь.

— Они хотели, чтобы я была нормальной.

— Что заставляет вас думать, что вы не нормальная?

— Мне следует оставить позади то, что со мной произошло.

— Кто сказал?

— Ну, с тех пор прошло столько времени. И по телевизору я видела тех девушек, которые только спустя четыре месяца были в состоянии рассказать свою историю. Прошло уже три года, а я до сих пор не могу забыть то, что произошло. — Я встаю и начинаю расхаживать туда-сюда прямо за дверью.

— Эйлин, — зовет меня Доминик. Я оборачиваюсь и вижу, что он тоже встал. — Эйлин, — снова говорит он, пока я расхаживаю туда-сюда в напрасной попытке облегчить свое разочарование.

Три чертовых года и мой разум до сих пор не может справиться с этим.

Почему?

— Эйлин! — С нажимом говорит Доминик, возвращая к себе мое внимание.

— Да?

— В этом нет правильного или неправильного. Нет жестких и быстрых правил о том, как долго будет проходить восстановление. Сравнивать себя с другими, не беря в расчет ситуацию, бесполезное и неправильное занятие. Каждая ситуация уникальна. Но подозреваю, что вы уже и сами знаете это. И еще я думаю, что ваше окружение — это то единственное, что вы можете контролировать. Поэтому, желая сохранить спокойствие, вы отгородили себя от мира.

Перестаю метаться и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Доминика.

Это правда?

Неужели я настолько сломлена, что единственная возможность продолжать существовать — запереть себя в своем доме?

Могу ли я выбрать преодоление боли и научиться встречаться лицом к лицу с катастрофическим событием, произошедшим тем пасмурным днем.

— Хочу, чтобы в моей жизни снова были краски, — еле слышно шепчу я.

— Я не расслышал вас, — говорит Доминик, делая шаг к прозрачной двери, поворачивая и наклоняя свою голову так, чтобы лучше слышать меня.

— Я хочу снова видеть много разных красок, а не только бежевый, Доминик. Я хочу вернуть себе фиолетовый. И ярко-оранжевый для вдохновения. Я не желаю иметь внутри себя черный. Мне нужны краски. — Я делаю шаг к двери, и когда подхожу к ней, опуская свой лоб на сетку, и закрываю глаза.

— Я могу помочь вам.

— Пожалуйста, дайте мне надежду, — тихо говорю я.

— Эйлин?

— Да, — я не поднимаю голову, чтобы взглянуть на него.

— На сегодня мы закончили, но завтра…

— Да, — прерываю его я.

— Завтра вы откроете обе двери.

Подняв голову, я смотрю на его мягкое лицо. Черты его лица теплые и в них видно приятие.

— Завтра я открою обе двери, — соглашаюсь я, удивляя саму себя.

Глава 7

День одна тысяча двадцать третий, 10 утра. В дверь еще не звонили.

Что, если Доминик сегодня не придет?

Что, если он больше не хочет помогать мне?

А вдруг он решил оставить меня?

Они всегда уходят.

Стоя в своей гостиной с кружкой дымящегося кофе в руках, я с нетерпением смотрю на дверь.

Он сказал, что будет здесь. Где же он?

Полагаю, это не имеет значения, вероятно я вообще не открыла бы двери.

Я еще к этому не готова.

Я определенно не готова. Я сошла с ума, раз думаю, что могла бы впустить его внутрь, нет ни малейшего шанса, что я смогла бы открыть эти двери.

Еще не время открывать их, моя душа еще не желает принимать это.

Я отворачиваюсь от входной двери и в тот момент, когда я уже направляюсь в кухню, раздается дверной звонок.

Он здесь и все еще хочет помочь мне.

Я оставляю свой кофе и иду к двери. Смотрю в глазок и вижу Доминика, который стоит в полный рост по другую сторону двери.

Глубоко вдохнув носом, я закрываю глаза и опускаю лоб на тяжелую дверь из коричневого дерева.

— Эйлин, я бы хотел чашку кофе, пожалуйста, — говорит он, ничуть не повышая голоса.

Он знает, что я уже стою с другой стороны.

— Я… — Я не уверена, что собираюсь сказать. Я убедила себя, что не могу открыть ему дверь. Страх грызет меня, и голоса монстров звучат все громче.

Неужели я навсегда застряла в мире бежевого цвета?

— Эйлин, который час? — Спрашивает Доминик.

Я гляжу на огромные настенные часы, висящие над обеденным столом в гостиной с тех самых пор, как я сюда переехала.

— Десять минут одиннадцатого, — отвечаю я.

— Вы уже пили кофе?

— Перед тем, как вы постучали.

— Хорошо, значит, теперь мы можем выпить кофе вместе. Мне со сливками и сахаром, пожалуйста, Эйлин, — говорит он уверенным тоном.

Он хочет войти внутрь. Он сказал вчера, что я открою двери и впущу его внутрь.

И думаю, я могу сделать это.

Это только две двери.

Я берусь за тревожную кнопку, висящую у меня на шее, и крепко стискиваю ее в руке.

Ладно.

Я могу сделать это.

Я выключаю сигнализацию и открываю деревянную дверь. Доминик стоит немного в стороне от прозрачной двери, явно ожидая, что я открою ее ему. Он мило улыбается мне, пока я нервно пытаюсь отпереть защелку.