Побѣдители - [74]

– Детей? Что-то я сегодня не успеваю за ходом твоей реактивной мысли, извини.

– А как ты думаешь, кто ко мне больше всех пишет? Дети, особенно скаутского возраста. Волчата там, белочки… Волчата меня просто загрызли. А некоторые и поменьше скаутов, эти, они больше картинки рисуют: космопорт Торетам, Землю, корабль…

– И твои портреты? – Я не удержалась и подло захихикала.

– Их тоже, – сухо подтвердил Миша.

– Итак, сегодня ты отбываешь на Амур. – Я заботливо пододвинула поближе к Мише свечу и свою воспетую в стихах пепельницу. Зачем я дразнюсь, в самом деле? У Романова-восьмого и вправду еще длится не самая простая полоса.

– Зачем я и свалился тебе как снег на голову. – Я и не заметила сразу, что Миша принес с собой еще пахнущий типографской краской, несомненно, только что купленный, томик «Хранителя Анка». Вернее сказать, я не обратила на книгу внимания, поскольку экземпляры моих авторских валяются по всему дому. Но на столик в «тёплой» гостиной я книги не клала. Да, когда Миша вошел, у него что-то было в руках.

– Заехал по дороге в лавку близ Майского дома, – подтвердил мою догадку Михаил. – У меня есть только тобой дареный, с автографом. А тут мне нужен еще один автограф. Подпишешь?

– С удовольствием. – Я вооружилась пером, благо всех видов стилосы тоже разбросаны повсюду, покуда мама не приехала, разумеется. – Кому?

– Видишь ли… – Мишино лицо приняло какое-то странное выражение. – Я не знаю имени.

– То есть как? – удивилась я. Но уже в следующее мгновение почувствовала, что спрашивать далее не надо.

– Так уж сложилось. Напиши как-нибудь так, чтобы вышло без имени, ладно?

– Без имени, так без имени.

«С сердечным приветом из Москвы в Дзёмги». Автограф у меня длинный, с датой по-латыни и прочими снобистскими фокусами, занимает половину страницы.

– Годится?

– Спасибо, замечательно.

Миша с улыбкой, так напоминающей улыбку Ника, полюбовался на мои баснословные средневековые титлы.

Я же, глядя на Мишу, все думала, как иной раз мы бываем не чутки и не тонки. Отчего я так легко поверила, будто ему надоели и «готические» молодежные сборища и древнегреческий язык?

– Я и не знал, что ты, оказывается, не поехала в Рим, Нелли. – Миша посмотрел на меня с сочувствием. – Но, я думаю, лучше тебя не расспрашивать сейчас?

– Лучше не расспрашивать, – с признательностью отозвалась я. – Тут мы с тобой в одинаковом, пожалуй, положении. Тебя ведь тоже лучше не расспрашивать?

– О том, ради чего, я лечу в Дзёмги? – не понял меня Миша. – Тут пока лучше пожелать успеха. Не уверен, справлюсь ли с одним поручением, которое сам же на себя и возложил.

– Я не поездку твою подразумевала, Миша, я все-таки не так бестактна. Я же вижу, тут что-то непростое. Успеха тебе всячески желаю, и решительно уверена, что ты справишься. Нет, просто мне подумалось, что тебе, вероятно, до невозможности надоели расспросы про космос.

– Примерно как солдату преображенцу про то, страшно ль было ехать по «чугунке». – Миша вздохнул. – Сил никаких. А ведь еще при нашей жизни все эти космические полеты станут самым обыденным скучным делом.

– Бедный ты, бедный… – Я рассмеялась. – Ну, хочешь, отвлеку тебя от этой темы?

– О, кажется, я догадался. Очень хочу. Что-то новое?

– Гмм… Пожалуй, что да.

Я «на минуту» покинула гостиную, но отсутствовала минут пять: не сразу отыскала чаемое. Листок бумаги нашелся под подушкой. Обычно я почти сразу все запоминаю наизусть, но, покуда нет душевной привычки к новому имуществу, предпочитаю заглядывать в текст.

– Тогда изволь слушать. Я думаю, это будут три стихотворения, но пока есть одно. Ты помнишь портрет Сары Фермор, работы Вишнякова?

– Портрет десятилетней внучки твоего любимого колдуна Брюса? Разумеется. Очень интересно, что ты о ней написала.

– Видишь ли… Это не о ней. О внучке Брюса я еще напишу, потому и говорю, что стихотворений, видимо, будет три. Кстати, если ты помнишь, мой любимый колдун все же не Брюс, а Брюсов Племянник. Но сейчас я думала об Иване Вишнякове. Он не внук колдуна, он сын простолюдина, мастерового. Он за пределами рамы, его мы не видим. Да и ничего интересного в нем нет. Стихи не без масонских образов, но тут ничего не поделать, у них этого в головах было полным-полно тогда, у наших предков.

Миша, его не надо было уговаривать, обратился в слух, а я начала читать то, ради чего, полуспящая, наощупь искала в пятом часу утра ручку и бювар. Напрямую вроде бы и не связанное со впечатлением, произведенным на меня вчера работой Леры, но, каким-то странным образом именно Лерой и вдохновленное.

Монолог живописца

Йоганн, я говорю сейчас с тобой,

Впервые за несчетные недели.

…Бездельем я свячу свой день святой,

Валяясь на неубранной постели.

Эпистолы – напрасные труды.

Который год, как я не знаю, где ты.

Жаль времени… Дворцы возводишь ты,

А я пишу пейзажи и портреты.

Но я сегодня пуст и одинок.

Я в полдень завершил вчера картину.

…Готический дай вспомнить городок,

И драки, и студийную рутину.

Как милой Лизхен я таскал цветы,

Как перепил всех буршей на обеде.

…Ты помнишь как, Йоганн, смеялся ты

Над вольной силой русского медведя?

Как в погребке – столетия назад —