Побѣдители - [75]

Мы задирали, хохоча, друг дружку,

И, чокаясь, один хлебали яд

В тяжелых именных кабацких кружках?

Отравленным – ни дома, ни жены.

Покоя нет ремесленникам грубым:

Незримым струнам мы внимать должны,

Бесплотных муз лобзать предерзко губы.

Мне чья-то тень мерещится в углу.

Как я устал. Как это все не внове.

И сурик, что раздавлен на полу,

Запекся, будто пятна чьей-то крови.

С тоской скрипит походная кровать.

Рвет бабочка-душа постылый кокон.

…Умеешь ты пространство завивать,

Как куафёр – щипцам послушный локон.

Зеркальные незыблемы пруды,

Меняется неспешно лик Вселенной.

Ты делаешь алмазы из воды

В сиянии фонтанов драгоценных.

А я макаю кисти в полутьму,

Я в жемчуг оборачиваю слезы,

Я, запах кринов подмешав в сурьму,

Переплетаю ветви, словно грезы.

Сегодня сердце глухо от тоски.

На оловянном блюде стынет ужин.

Йоганн, мы только пальцы той руки,

Что раковины лепит для жемчужин!

Настанет день, мы скажем – кончен труд.

Мы кисти и угольники сложили.

Пусть в мире, нами созданном, живут

Созданья зачарованно-чужие,

Нечеловечьи отпрыски людей,

Изменчиво-лукавые, как тени…

…Нам не измерить собственных затей,

Нам не постигнуть собственных творений.

Лишь миг один, на стул упав без сил,

Швырнув палитру, слезы лить способен,

Владеющему ходом всех светил,

Я Мастеру-Зиждителю подобен.

Глава XXV Место преступления

Проводив Великого Князя, я успела телефонировать Бетси, чтобы выяснить, успела ли та побывать у Леры. О, еще бы нет! Она успела. Успела, кипела энтузиазмом и, как я смогла определить путем осторожных косвенных вопросов, мысль о том, что картина должна явиться гвоздем осеннего открытия галереи, Леру обрадовала и немного встряхнула. Большего сейчас и желать не надо.

Не успела я повесить трубки, как позвонил старший дворник, поведавший, что меня ждет автомобиль. Я, впрочем, уже была готова.

На сей раз Роман остановил выбор на надежном сером «лесснере», без герба, дабы не помечать свои деловые передвижения по городу визитными карточками – не отпечатанными на картоне, но от этого ничуть не менее ощутимыми.

– Не цените вы вашей московской прохлады, – улыбнулся Эскин, когда с церемониями было покончено, а автомобиль Романа сорвался с места. – Передают, что в Иерусалиме сегодня сорок градусов по Цельсию. Мы-то привычные, а вот европейцы не всегда справляются с собственными туристическими планами: слишком тяжело по жаре. Когда соберетесь к нам, Елена Петровна, выбирайте начало апреля либо конец октября. В эту пору у нас чудо, до чего хорошо.

Да, подумала я, в Иерусалим, конечно, я очень хочу попасть. Хотя и подозреваю иногда, что душа моя еще не доросла до того, чтобы побывать у Гроба Господня. Но все же хочу. Еще бы… Однако пока что я не попала и в Ватикан. Впрочем, огорчаться мне больше не хотелось. Как со вчерашнего дня мне сделалось веселее – так и сделалось.

Мы ехали быстро. Отчего-то мне всегда становится очень спокойно на душе, когда я наблюдаю за руками Романа, лежащими на руле автомобиля. Роман водит виртуозно, это понятно даже мне, которой даже в голову не вспало обучиться.

Доходный дом в Старом Палашёвском переулке оказался из непритязательных, без консьержки и черного хода. Впрочем, пострадавший ведь был студент, не удивительно.

Удивила же меня чрезмерная, даже для студента, запущенность жилья. Паркет был так чёрен, будто ощетиненная нога полотера не ступала не него с самой постройки дома. Просто не паркет, а земляной пол на вид. Казалось невозможным, чтоб подобная грязища наросла за несколько университетских лет. Словно бы в этих полутора комнатах несколько десятилетий жил дряхлый одинокий старик. Но запущенность оказалась только одной из странностей этой квартиры, куда нас впустили двое дежурящих тут городовых младшего оклада: один постарше, с тремя лычками на контрпогоне, другой совсем юный, лет на пять младше меня, с двумя.

Монгольские маски на драных обоях с розочками я увидела еще в выпуске новостей. Но под ними… Эскин присвистнул. Я ахнула.

– Я знал, что тебе это понравится, – Роман усмехнулся. – Впрочем, кое о чем ты уже знала, хотя и не должна бы знать…

Тут были прикноплены купленные у букиниста плакаты Красной армии. «Врангель идет – к оружью, пролетарии!» «Деникинская банда», «Земли и фабрики – помещикам и капиталистам, рабочим и крестьянам – веревка!» «Мироед с попом брюхатым и помещиком богатым из-за гор издалека тащут дружно Колчака». Увеличенные фотографии Ленина, Троцкого, Дзержинского, Урицкого. Войков был даже не на снимке, какой-то горе-художник перерисовал его тушью, а владелец забрал под стекло в рамку, да вдобавок рамка была вырезана особая, с петелькой для букетика, и в петельке вправду увядала красная гвоздичка. Чуть выше большевиков были наклеены – прямо на обои – репродукции известного «портрета» Чингисхана из Пекинского музея, и китайского же черно-белого рисунка, якобы изображающего Батыя.

В этой экзотически захламленной комнате, всю меблировку которой составляли низкая тахта, обеденный стол, разномастные стулья и книжные полки, имелись также два флага: уже мною виденный черный со стрелочками и красный.

– Доложу я тебе, что услышать и увидеть – впечатление совершенно разное.