Побѣдители - [76]

– Ты ж никогда красных воочию не лицезрела. Даже мертвых. – Роман кивнул головой в сторону окна. Там, под калорифером, были очерчены специальным ядовито-зеленым фосфоресцирующим карандашом контуры тела. Там же темнело несколько неприятных пятен, которые я предпочла не разглядывать.

– Я смотрю, порошком-то для снятия отпечатков уже не пользуетесь? – заметил Эскин. – Поверхности чистые. То есть, конечно, грязные, но риска превратиться в кучежогов не имеет быть.

– Уж пару лет, как не пользуемся этой гадостью. Отпечатки сняты иначе, и много лучше. Впрочем, что я? Будто вы сами не знаете?

– Ну да, мы тоже снимаем фиксирующей пленкой. Разбрызгивается из пульверизатора, потом сама отстает. Ничто на нее не липнет, кроме пальцев. И надежнее, и без неприятностей наподобие черных пятен на рукавах, от которых потом отказывается любая прачечная.

Их диалог вызвал в моей памяти вчерашнюю сценку с этими кошмарными карманными телефонами. «Мальчишки всегда…» – мелькнуло в голове.

– Что это тебя развеселило, Лена?

– Так… пустое.

– Никто, конечно, не заходил? – обратился Роман к старшему из городовых.

– Никак нет, Ваше Сиятельство! – отчеканил тот. – Иначе б, памятуя распоряжение, задержали до выяснения.

– Так уж спросил, для очистки совести. Ясен пень, раз не успели удержать журналистов, никто сюда и не сунется. Собственно говоря, сегодня опечатаем. – Тут в Романовом кармане опять взбесился легкий на помине «будильник». – Да. Что? Я уже на месте. Выеду минут через сорок.

– Куда ты выедешь через сорок минут? – поинтересовалась я, продолжая оглядываться.

– Вот через сорок минут и узнаешь, – вернул мне недоговоренность Роман. – Вот что. Тут и так тесно, впятером не разгуляться. Можете быть свободны, часа на полтора. Далеко не отходить, но через дорогу я видел чайную. Перекусите пока.

Последнее, разумеется, относилось к стражам порядка. Как же, все-таки, странно… Как я могла, зная Романа вроде бы как облупленного, давным-давно не догадаться, что он занимается государственной безопасностью? Разве по росту ему всего лишь роль младшего отцовского компаньона и любителя путешествовать по внеисторическим странам? Как я могла до такой степени его не понять, ни разу ничего не заподозрить? Причина, к сожалению, ясна: мой всегдашний эгоцентризм. Я не умею думать о своих близких. И кстати да, послезавтра воскресенье. Пора бы к исповеди. Тем более, воскресенье будет особое: воротится из Санкт-Петербурга архиепископ Могилёвский44 Станислав Мажейка, принимавший участие в конклаве. Глядишь, в церкви Святого Людовика уже и папскую энциклику будут читать, раз в столице еще не читано… Какой будет она, эта первая энциклика?

– Тебе уже скучно? – поддел Роман.

– Мне интересно. Хотя и очень противно.

Втроем в жилище пострадавшего сделалось ощутимо просторнее. Из комнаты зияла дверь в какое-то подобие спальни: узкая щель, где нашлось места лишь для кровати, неубранной, да стойка с вешалками для одежды. Ну и везде стопки книг, вороха бумаг…

Грязная посуда по углам и подоконникам, кульки с зацветшей снедью, пустые бутылки, выстроенные вдоль всех стен. Казалось, будто помещение не проветривали несколько месяцев. Я тихонько вытащила из рукава жакетки надушенный платочек и пару раз вдохнула пачули.

– Не поможет, госпожа Чудинова, – заметил мой маневр Эскин. – Лучше бы вам извлечь из вашей сумочки то, что в ней находится, хотя и непонятно, как в ней может помещаться даже это. И заодно угостить меня.

– У меня жизненное правило – не курить двух дней подряд, – рассмеялась я. – Но в порядке исключения…

Мы не без опаски (во всяком случае, об опаске скажу за себя) расселись посреди комнаты на разномастных стульях. Их и оказалось как раз три штуки.

– Не было необходимости все, что тут есть, вывозить, – начал Роман, с привычным недовольством покосившись на мою сигаретку. – Обыск показал, что в бумагах убитого ничего существенного для расследования нет. Точней сказать, все, что показалось интересным, мы уже забрали. Но, хоть я и представляю приблизительный облик жертвы, мне хотелось для начала немножко лучше ощутить общую атмосферу. Вот он, кстати, покойничек-то. Студент Вячеслав Тихонин.

Роман ткнул в прикнопленную к стене цветную фотографию молодого человека во взятой, вероятно, из театрального проката буденовке с красной звездой.

Уж не знаю, чего я ждала увидеть, под этими-то портретами всех мыслимых монстров. Но ничего сколько-нибудь поражающего воображение моему взору не предстало. Напротив, лицо Тихонина удивляло тем, что было обычным, самым обычным. Такой тип нередок среди скобарей. Хорошее лицо. Разве что непонятное, тревожно-возбужденное выражение глаз, которое сумела схватить даже равнодушная камера.

– А ты думала, они каких-нибудь особых уродов выбирают? – понял Роман. – Покойнику еще двадцати не стукнуло, и ведь теперь уже не стукнет. В эти годы человек ищет, не знает себя, готов идти на поводу у всякого, кто с умом погладит по голове. Не кидай на меня гневных взглядов, да, мы такими не были, но так ведь спасибо старшему поколению. Тут немножко другое. Отец у него владеет небольшой авторемонтной мастерской, а сына, вишь, отправил постигать теоретические науки. Думаю, в какой-то момент утратился общий язык с семьей. Необходимость же в авторитетах сделалась только сильнее… Et voice.