Побѣдители - [125]

– Определите труп в ячейку, – кивнул жандармам Ник.

Двое, те, что моложе, кинулись к Костеру более, чем охотно.

– Стойте же!!

Его, отчаянно брыкающегося и извивающегося, уже совлекли со стула.

Выдвинулась металлическая полка. Костер, отбиваясь, сыпал какими-то английскими словами – но ни одного из них я не могла понять. Голос его пару раз перешел в визг.

– Головой вглубь.

Жандармы кое-как удерживали Костера на металлическом ложе. Вот оно уже тихо поехало обратно.

– Стойте!!… Я буду говорить, чтоб вас…

Металлическое эхо показалось моим нервам слишком сильным.

– Говорить, а не сквернословить. – Ник распорядившись жестом, вернулся за стол.

Костера, не справляющегося с крупной дрожью, вновь усадили перед ним.

– Итак, еще раз. Чрезвычайное положение действует. Всякий, наделенный властными полномочиями, вправе лишить жизни кого угодно, угрожающего государственной безопасности. Любыми подручными средствами.

Вновь щелкнуло записывающее устройство.

Костер дышал как кузнечный мех.

– Вы – красноэмигрант? Ваше имя?

– Ваше Величество, имя могу назвать и я. – Я поднялась, встречая тяжелый взгляд исподлобья. – Это Костриков, он же Киров. Внук казненного преступника. Его опознал Филипп Орлов там, на выставке. Потому он и засуетился. Иначе б – подобрался к вам и ближе.

Задним числом меня пробрала дрожь. Мне ведь только что пришло в голову, что Филипп в самом деле спутал врагу карты.

– А здесь назывался Юджином Костером. Представлялся журналистом и славистом.

– Я и впрямь… журналист, – угрюмо возразил Костер. – Интервью-то вышло, разве нет?

– Этот… брал у тебя интервью? – Нику это не понравилось.

– Увы. Мы тут все были беспечны… Преступно беспечны.

– Не настолько, как я бы хотел, – возразил Костер хмуро. Когда б не подвернулась эта… Елизавета… Только с ней номер и прошел. Сколько времени зря. Знать бы заранее, что от царской любовницы толку никакого…

Любовницы?! Что за бред, нет у Ника никаких…

Но Костер смотрел сейчас на меня. Он что, он – обо мне?

– Я в самом деле не способен бить по лицу связанного, – холодно уронил Ник. – Но истребить, как я уже дал понять, могу – в любую минуту. Рекомендую оглядываться на это обстоятельство, подбирая слова.

Прежде, чем попасть в мой дом, враг собирал сплетни, слухи… Трактуя их, понятное дело, на свой лад. Он пытался добраться через меня до Ника. Я стиснула руки. Как, почему я не почувствовала сразу – врага?! Почему я не рассказала о нем Роману? Почему, наконец, тогда, в день рождения, Роман не поднялся за мною в квартиру сестры?! Он бы понял все, он бы понял с одного взгляда, и не случилось бы нынешней ночи! Какая нелепая случайность: в тот день мы занимались сущими пустяками… Овсовым и Пыриным… О, Господи! Вот оно, что!

– Ваше Величество! – опережая следующий вопрос Ника к преступнику, воскликнула я. – А пусть он для начала скажет, зачем убил студента Тихонина?

– Сука.

По счастью, грязное слово слетело тихо, как змеиное шипенье. Ник не расслышал его. Зато расслышала я. Расслышала – и улыбнулась Костеру торжествующей улыбкой. Я угадала, я попала в точку. Я попала в точку, а он выдал себя.

– Да, кстати, – как ни в чем не бывало, поймал мяч Ник, не предоставляя врагу времени сообразить, что, подозревай его кто раньше в убийстве, не расхаживал бы он по картинным галереям. – Зачем вы убили студента, Костриков?

– Затем, что был дурак. – Костер рассмеялся. – Ваша взяла, сознаюсь. Судьба какого-то студентишки моего положения не ухудшит.

– Что вы делали в Палашёвском кружке? – Ник на ходу пытался сейчас припомнить подробности дела, случайно попавшего ему на стол.

– Ясно что… Прощупывал, кто может пригодиться. Кроме того, было интересно. Я слышал, товарищи, мол, большевицких убеждений… Оказалось, полное барахло. Наркотики да свальня – все, что им нужно. Профаны. Настоящего знания у них ни на волос. Я уж было с ними закончил, да тут подвернулся сопляк… Дед мой… Он был его герой, божество. Вот он меня и вычислил.

– Из квартиры пропали, я так думаю, материалы Тихонина по биографии Кирова, – сказала я Нику. – А еще, полагаю, фотография Кирова. Висевшая на видном месте. Убрал от греха, чтоб больше никто не сопоставил.

– Именно, – Костер ощутимо приободрился. Казалось, его устраивает ход разговора. Об убийстве Тихонина он повествовал даже как-то слишком охотно и легко. Что мы делаем не так? Какую ошибку совершает Ник? – Он мне назначил встречу. Пристал как банный лист: когда де будем мировую революцию начинать? Вот бы я спалился, связавшись с романтическим дурачком.

– Ну да, в ваши планы входило делать революцию вовсе не с дурачками. – Глаза Ника сверкнули, как холодная сталь. – Поэтому подробности того, как вы убивали Тихонина, лучше рассказать не мне, а следователю. Не сомневаюсь, что ему это все будет чрезвычайно интересно. Но это – потом. Сейчас я жду от вас совсем другого. Списка имен – минут эдак на пятнадцать записи. Имена, тайные имена, жительство, должности, градусы, разумеется. Имена лиц, энергически не желавших восшествия на престол короля Иоанна.

– Я никого не знаю в России… Из красных товарищей… – Голос Костера вдруг сделался хриплым. – Только коммуну в Палашёвском, да и те… Можно попросить… чтобы мне дали… стакан воды?