Побѣдители - [124]

Лицо как лицо. Стало быть, и такие лица достаточно часто бывают у Зла.

Мне было приятным отметить, что с этим самым лицом, судя по всему, обходились без особой бережности. Шишка на лбу и ссадина на скуле его не красили. Волосы, прежде аккуратно зачесанные назад, теперь в беспорядке падали на лоб, и сделалось заметней, что лоб этот низковат. Но много безобразней показалось новое выражение. Костер глядел теперь исподлобья, сильно нагибая голову.

Буравящий, пристальный взгляд, скользнув по мне, уперся в Ника.

– Усадите его. Запись. – Голос Ника был спокоен. Он ни на мгновение не забывал о том, что по вине этого существа Роман сейчас отходит после наркоза. Но тем не менее он сумел совладать с чувствами. Он был сейчас холоднее всего, что нас окружало.

Костер пошевелил руками, скованными наручниками.

– Мне больно. Руки… Пусть снимут, мне же деться некуда.

– Ничего, как-нибудь стерпите.

Это немножко резануло слух. Я, кажется, никогда в жизни не слышала, чтобы Ник, даже в детстве, обращался к кому-либо «на вы». Разве что к иностранцам, так ведь то по-французски. Но его «ты» – отеческое, даже если он годится во внуки тем, с кем говорит. Само собой, террорист Государева обращения «на ты» не достоин. Но непривычно.

Костер поморщился, пытаясь устроить скованные кисти удобнее. Я с удовлетворением отметила, что у него это не очень получилось.

– Ну что, допроса вы ждали, я догадываюсь. Не ждали другого – что допрос поведет сам покойник. И что покойник будет столь бодр.

Это был сознательный удар по самому уязвимому месту – наотмашь. Какое б ложное понимание героизма преступник ни вкладывал в свои черные замыслы, а холодная насмешка в голосе Ника напоминала – не герой. Неудачник. Ничтожество.

– А кто б ни допрашивал, хоть сам святой царь из гроба, мне плевать. – Костер выдавил злобную улыбку. – Я ни слова не скажу без адвоката. Я гражданин Соединенных Штатов.

– Кроме адвоката – может еще и консула? – Ник тоже улыбался. – Впрочем, через пару дней – отчего б и не консула? Королевского.

Этот удар тоже был неплох. Я видела, что Костер с трудом сдерживает ярость.

– Давать показания не стану. Отказываюсь. Нечего мне пугающие декорации городить, все это не стоит полушки. Пытки запрещены законом. Я, Ваше Величество, знаете ли, прояснял вопрос. Так и остались чистоплюями, не научились.

Я напряглась. А в самом деле – Ник в известном смысле бессилен. В отличие от Романа, у него-то даже карт-бланша нету.

– Закон запрещает пытки, издевательства и многое другое. – Ник оставался насмешлив. – Но понимаете ли вы, что живы единственно по одной причине: вас побоялись убивать в толпе. Могли пострадать люди.

– Что с того? – Костер передернул было плечами, но тут же по его лицу пробежала гримаса: движение отдалось в руках. – Хоть тут свезло. Я ведь живой.

– А вы недогадливы.

– И не стану играть в загадки. – Тем не менее в голосе преступника скользнула нотка тревоги. – Пустой разговор, пора его кончать. Я отказываюсь от дачи показаний.

– Закон еще не вступил в силу. Это я вам сообщаю, как глава Судебной власти, кстати. Пока не снято чрезвычайное положение – нет различия, через минуту пускать в дело оружие или другие неприятные вещи – либо через три часа. Бюрократическая процедура начнется лишь завтра. Если начнется, разумеется.

Ник легко поднялся, несколько раз прошелся туда-сюда по помещению, вдоль металлических воротец с цифрами. Большинство из них были приоткрыты – и оттуда тянуло холодом. Впрочем, холодно мне не было. Я была слишком напряжена, слишком сосредоточена. Сейчас я не испытывала даже ненависти: предельная концентрация внимания растворила ее, как кипяток растворяет кусочек сахара.

– Блеф! – Я видела, что преступнику не по себе, но он прилагал все силы, чтобы собрать волю. – Еще б Диктатора, будь он проклят, я б испугался. Ему б я поверил, хоть вешать умел. Но вы ж чистенькими пришли. Чтоб распрекрасный русский царь – да осквернил белы-руки? Пошел бы ими ломать чужие пальцы? Один палец за другим, один за другим! У ребенка на глазах у матери, как делали мы89! Мы-то добивались всего. Иметь возможность мало, надо мочь! Вас тут всех вновь воспитали благородными неженками, я нагляделся. Вы, Ваше Величество, не то, что папиросой в чужой глаз сами не ткнете, вы и другим не прикажете! Куда вам! Такой же блеф эти угрозы, как то, что меня привели в это страшненькое место.

– А вот насчет места, это зря. – Ник по-мальчишески уселся «верхом» на стул. – Место тут очень даже к месту. Да, мы не азиаты, не палачи, не пытошники. Но я достаточно зол, и не стоит этого недооценивать. Живым и неразговорчивым вы мне не нужны. У мертвецов больше резонов быть молчаливыми.

– Я свою пулю мог получить и там, на выставке. – Костер сощурился. – Я был готов. Ничего страшного – даже не больно.

– Правитель не расходовал пуль. – Ник обернулся к ближнему жандарму. – Отвори пошире вон ту ячейку, под номером семнадцать. Она, я так понимаю, вакантна. Символическое число, между тем. Только не стучите по стенкам, если передумаете. Здесь больница, ночью надлежит соблюдать тишину.

– Блеф… Вы не можете… – Вот теперь голос террориста дрогнул.