По ту сторону - [40]

Окончательно придя в себя после сна, Даррен просматривал все пропущенные вызовы и читал полученные сообщения. Все было, как он и думал. Сначала шли звонки от Мэтта и парочка от Энни, потом сообщения от них же. Основное содержание этих сообщений сводилось к простому «Ты там живой вообще?» Последние сообщения источали волнение и перемежались звонками от Марты и Джеймса. Наконец он добрался до лаконичного послания от брата: «Позвони мне». Даррен воспринял эту просьбу как дар богов, избавляющий его от необходимости общаться с сестрой. На самом деле, родители беспокоились о нем, безусловно, гораздо больше, чем брата и сестра, на то они и родители, но связь с ними была налажена плохо и приводилась в действие в основном через упомянутых посредников. Дело в том, что с современными технологиями Томас и Эбби Сангвин справлялись с большим трудом. Честнее будет сказать — вообще не справлялись. Потому для переговоров с кем бы то ни было они использовали либо старую-добрую почту, либо стационарный телефон. У Даррена такого не было, а если бы и был, его родители вряд ли часто решались на дорогостоящие междугородние звонки. Таким образом, в эту секунду Даррен звонил наиболее спокойному и рациональному члену своей семьи — брату.

— Алло, — ответил после нескольких гудков Джеймс. Его голос всегда звучал так, будто он смертельно устал и крайне удивлен тем, что кто-то беспокоит его в это крайне неудачное и не спокойное для него время.

— Алло, Джей? Вы мне звонили? — вопрос, конечно, идиотский, но настолько привычный, что не произнести его нет сил. К концу фразы голос Даррена немного осип. Видимо, отголоски сна давали о себе знать.

— Да… Ты что, заболел?

— Да нет, просто… — Даррен уже видел ужас в глазах родных, встающих с зарей, узнавших страшную правду о своем родственнике — он спит днем, — спал… Только проснулся. Неделя что-то тяжелая выдалась… — никакие достойные оправдания на ум не приходили.

— Как скажешь, приятель, — на слове «приятель» Даррен улыбнулся — брат называл так всех подряд с тех пор, как ему исполнилось четыре. — Все в порядке?

— Конечно. А вы как?

— Все хорошо, приятель. Все на местах. Про нас и рассказывать особо нечего — живем как живем. Это у тебя, небось, каждый день новые знакомства и эти… как вы их называете?

— Тусовки? — усмехнулся Даррен.

— Они самые.

— Да… Не жизнь, а сплошное веселье, — Даррен окинул взглядом полупустую квартиру. — Вы с Мартой, наверное, насчет моего приезда звонили?

— Ага. Марта тут такой шум подняла, родители распереживались. Говорит, надо ехать тебя встречать. Я спросил, знаешь ли ты об этом, а она только кричит, руками машет, ну я и подумал, что ты, видимо, и сам бы прекрасно добрался.

— Правильно подумал. А родители чего волнуются?

— Так ты ж трубку не брал. Вот Марта и подняла кипиш. Наговорила ужасов, про террористов еще каких-то… А у отца давление, ну ты знаешь. Пришлось, в общем, их всех разом успокаивать. Ты уж приезжай поскорее, с тобой они поспокойней как-то. Ты на них, наверное, интеллектом давишь.

— Не иначе.

— Так что, приятель? Когда нам тебя ждать?

— Я вылетаю завтра ночным рейсом, в аэропорту возьму машину, если никто из таксистов так далеко меня не повезет, и рано утром буду у вас. Часов в семь, думаю… В субботу, — уточнил Даррен скорее для самого себя. — Надеюсь, не разбужу вас, — полупошутил он.

— Ну что ты. Ты же нас знаешь, 6 утра — поздний подъем. А тут еще такое событие, — Даррен закатил глаза. — Поди, все соседи сбегутся на чудо заморское поглядеть, — Джеймс рассмеялся своим хриплым, будто вечно простуженным голосом.

— Будем надеяться, обойдется без этого, — то ли в шутку, то ли с ужасом отозвался Даррен.

— Кстати, мама обещала испечь твой любимый пирог. С вишней, — в голосе Джеймса послышалось совсем мальчишеское коварство.

— Прекрасно. Это будет прекрасное утро.

— И все остальное время тоже. До встречи, приятель. Попутного ветра.

— Спасибо, — ответил Даррен задумчиво и нажал «отбой».

Он думал про этот проклятый вишневый пирог, доставивший ему когда-то кучу хлопот. Когда ему было примерно двенадцать лет, а Марта с Джеймсом были совсем еще мелкой шпаной, к ним приехала погостить бабуля Нина. Бабуля Нина приезжала не часто, потому что жила далеко и добираться ей было очень непросто, а на самом деле (о чем дети узнали, только уже повзрослев) потому, что она на дух не переносила Томаса Сангвина, мужа ее чудесной дочери и отца ее прелестных внучат. Истоки этой неприязни — как ни странно, односторонней — уже давно заросли сорной травой, но Нина Трампет, возомнив себя, по всей видимости, леди Капулетти, напрочь отказывалась принять зятя. Но жила она действительно неблизко. Однако внуков своих любила всем сердцем, самоотверженно убеждая себя с появлением каждого из них на свет, что от ее дорогой Эбби в них гораздо больше, чем от их несносного папаши. А посему, раз в несколько месяцев — но не чаще трех раз в год — бабуля Нина приезжала повидать своих дорогих деток и поигнорировать их отца. Бабуля никогда никаких подарков, как это обычно водится за бабулями, не привозила, но всегда оккупировала кухню и всякий раз поражала собравшихся новым кулинарным шедевром. В тот раз Даррен, вернувшись из школы, тут же учуял манящий аромат вишневого пирога. И он пошел на этот зовущий запах, завороженный им, как моряки пением русалок. Лишь краем глаза он заметил, что бабуля заснула в кресле-качалке с книгой в руках. Даррен проник на кухню. Пирог стоял на столе, отмечая собой центр вселенной. Запах, и до того опьяняющий, стал почти наркотическим. Ни один человек не в силах устоять перед таким соблазном. Так оправдывал Даррен свое запретное желание. Он прекрасно понимал, что пирог испекли к ужину, а бабуля, несмотря на всю свою любовь к внукам, подобное вмешательство в свои планы не потерпела бы. Как назло, пирог был целый. Если бы он был разрезан, можно было бы отрезать тонюсенький, крошечный, почти прозрачный кусочек от другого куска. Никто бы и не заметил. Но нет. Пирог был целый. Абсолютно круглый и совершенный. Даррен тяжело вздохнул и попытался уйти, но запах не отпускал его. Он завлек мальчишку в свои сети, оплел, запутал, и тому было не вырваться. Даррен сел напротив пирога и сложил руки на столе. За спиной у него болтался рюкзак. Решение уже было принято — от искушения так просто не избавиться, он все же съест кусочек. Всего один и совсем крошечный. Скажет, что не думал, не знал, что до ужина его трогать нельзя. Отговорка была так себе, и наказание было неизбежно, но он был достаточно взрослым, чтобы понимать, что за все в жизни нужно платить, а этот пирог был достоин величайших жертв в свою честь. Кроме того, Даррен возлагал большие надежды на бабулину любовь и свои большие глаза, способные смягчить любой гнев. Бабуля была известна крутым нравом, но ни на Даррена, ни на его брата или сестру ее ярость еще ни разу не обрушилась. Правда, они и повода ей раньше никогда не давали, но ведь все в этой жизни нужно попробовать.